Единственный - Диана Андерсон

Мне доложили, что дела с аукционом продвигались лучше, чем мы планировали. Разыгрывались несколько поездок в лучшие курорты Калифорнии, картины молодых художников из академии искусств моей знакомой, скульптуры из ее же галереи и еще несколько модных новинок для избранных ценителей красоты. Все вырученные средства в этом сезоне мы передавали в общество по борьбе за права женщин, матерей и детей, подвергшихся домашнему насилию.

— А следующий лот, — сценическим тоном объявил ведущий, держа в руках папку. — Свидание с несравненной Кристиной Дженсен — руководительницей фонда!

Что?

Я злостно посмотрена на Эмили: девушка была растеряна, её реакция была настоящей, то есть она не имела к этому никакого отношения. Этого не было в программе. Конечно, такое практиковали во время аукционов, но здесь мы строго запретили подобное. Заметив в другом конце ухмылку Мэтта, до меня снизошло понимание: муж договорился с организатором аукциона, поставив таким образом меня в неловкое положение.

Выйдя в центр сцены, я почему-то почувствовала себя, как бы парадоксально это ни звучало, загнанной в угол овечкой. Я стояла как экспонат, кукла из музея, которую выставили на торги. В этом не было ничего плохого, нет. Но главным условием подобных лотов было семейное положение, то есть девушка не должна была состоять в браке. А я замужем, и мой муж — никчёмный сукин сын, еще ответит мне дома за этот позор, который мне приходится проживать с улыбкой на лице, только из-за его безумного желания поставить на мне клеймо своей собственности.

— Свидание состоится четвертого июля, в День Независимости! — добавил ведущий. — Итак…

— Две тысячи долларов! — громко сказал Мэтт, поднимая табличку. Я посмотрела на него со всей ненавистью, которой могла, чтобы не выглядеть более чем омерзительно для снимков в прессе. Муж снова послал мне воздушный поцелуй.

«Тише, это для благого дела», — успокаивала я себя.

— Пять тысяч долларов! — добавил полноватый мужчина с первого ряда.

— Десять тысяч долларов! — перебил его Мэтт. Лицо мужа исказилось гримасой неверия — кажется, он вовсе не предполагал, что может столкнуться с конкуренций.

— Пятнадцать тысяч долларов! — все тот же владелец фармацевтической сети. Господи, только этого мне не хватало, мой чёртов муж выставил меня на посмешище, не в состоянии победить этот спор.

— Двадцать тысяч долларов! — грозно добавил Мэтт, злобно качая головой.

Ладно, муженек, если я по твоей милости проведу вечер с незнакомым мужчиной — это уже твои проблемы.

— У нас уже нешуточная борьба за право провести вечер с прекрасной дамой! — хотелось оторвать язык ведущему за это сравнение.

Мой взгляд неосознанно поднялся и сфокусировался в противоположном конце зале, где за мной наблюдал Брэндон. Интересно, он с самого начала следил за аукционом? Сердце молниеносно забилось от волнения, а новая вспышка гнева и унижения пробрала до дрожи. Я сиюсекундно опустила глаза в пол.

— Пятьдесят тысяч долларов! — добавил конкурент Мэтта и довольно ухмыльнулся.

Глаза мужа округлись. Ублюдок, он не ожидал такого. Бизнесмен с первого ряда выбился в лидеры, назвав сумму еще большую предыдущей цифре Мэтта. Я бессознательно посмотрела вдаль: Брэндон говорил со своей помощницей — этот позорный поединок его совершенно не интересовал. Девушка кивала, а затем они чокнулись бокалами, сделав по глотку шампанского и продолжили беседу. Потом к ним снова подошли репортеры, задающие им вопросы, на что мой одноклассник лишь коротко улыбнулся. Как же я скучала по его улыбке. Внезапно наши взгляды снова столкнулись и меня пронзило током.

— Пятьдесят пять тысяч долларов! — неохотно добавил Мэтт, говоря с кем-то по телефону. Тщеславие мужа не имело границ.

— Сто тысяч долларов, — усмехнулся Роберт Хартманн, именно так звали мужчину средних лет с первого ряда.

— Итак, сто тысяч долларов раз, сто тысяч долларов два… — ведущий отсчитывал секунды.