Три билета в кино - Яна Ткачёва (2022)

Бездомный стянул шапку, явив на свет коротко стриженную макушку. Рядом со мной поперхнулся Жека. От былой шикарной гривы не осталось и следа, но дело было даже не в этом. На лице не было живого места. Опухшее, в кровоподтеках, а в уголке рта – засохшая кровь. Девчонка уставилась прямо на нас, но взгляд был пустым, мертвым.

Жека рядом со мной так сильно тряс ногой, что я удивился, почему вагон метро не шатается в такт его подергиваниям. Мне казалось, этот дурак вот-вот сорвется и побежит. Только куда здесь бежать?

В метро было практически безлюдно. Подъезжая к «Парку Победы», я неосознанно напрягся, и, оказалось, не зря. Когда вагон остановился, девчонка, странно скособочившись, медленно поднялась и прошаркала к выходу.

Мы почти сразу рванули за ней. Еле успели – прямо за нашими спинами двери вагона сомкнулись, чуть не отхватив Жеке волосы на затылке. Я мельком глянул на часы: начало десятого. Меня дома никто не ждал, а вот Жеке предстояла выволочка. Но в такой момент это никого не волновало.

Девчонка тяжело навалилась на поручень эскалатора, ее сгорбленная фигура чуть пошатывалась. Я не мог понять, пьяна она или под кайфом, но, определенно, во всем этом не было ничего хорошего.

Выйдя из подземки, я зажмурился от ветра, бьющего в лицо. Конец февраля выдался просто лютым. Мелкий снег летел, царапая щеки. А поверхность земли выглядела заледенелой и голой – унылый февраль в действии. Никакой тебе романтики декабря с пушистым снежком – получай в харю колючих снежных упырей. Зубы свело от холода, и я старался дышать через нос.

Жека рядом крутил головой, но я дернул его за рукав куртки, направляя прямо к подземному переходу. Этот олух никогда не научится быть внимательным. Девчонка неуклюже и медленно спускалась, и мы замерли на первой ступеньке. Может, она просто идет домой, пострадав в какой-то потасовке? И ей там окажут помощь?

Как бы то ни было, мы спустились следом. Переход был темным и пустым. Все палатки наглухо закрыты ставнями; почти невыносимый запах мочи и мокрой псины.

Добравшись до конца перехода, девчонка начала карабкаться по лестнице вверх. Я уже почти потерял терпение, сил смотреть на ее мучения не было. Но она забралась более-менее благополучно, не поскользнувшись на заледенелых ступенях. Выйдя из подземного перехода, я уткнулся взглядом в привычно возвышающиеся колонны библиотеки.

Неработающие фонтаны выглядели до того неуместно в это время года, что вся эта каменная громада наводила жуть. И как же я офигел, когда девчонка потащилась прямиком к зданию и, дойдя до ступеней, повалилась на них без сил. Пока Жека, разинув рот, стоял рядом со мной, девчонка поворочалась и кое-как уселась, поджав колени к груди и закрыв лицо руками. Что? Неужели решила перекантоваться в феврале на бетонной лестнице библиотеки? Чтобы с утреца дворник нашел ее окоченевший труп?

Мне всё это надоело. Пусть мы были жалкими, пусть лезли не в свое дело и вообще-то создавали впечатление нездоровых преследователей – насрать. Я толкнул Женьку: давай за мной, мол. Решительно подошел к ней и присел на корточки. Жека топтался сзади.

– Эй, привет! Ты в порядке? – Я постарался, чтобы голос прозвучал как можно более обыденно.

Ее реакция оказалась настолько бурной, что я офигел. Она подскочила, отпихнув меня; я не сориентировался и завалился на задницу. Попытавшись бежать, девчонка сделала два шага, споткнулась и упала на обледенелый асфальт, тихо вскрикнув.

Жека, поскальзываясь, ломанулся за ней следом, пока я пытался подняться с земли. Когда я подоспел к ним, он уже перевернул ее. Кажется, лицо опухло еще больше, хотя вряд ли больше вообще было возможно. Я осторожно помог Жеке перехватить ее под спину, и мы попытались в четыре руки поднять девчонку с земли.

– Тише-тише, всё хорошо, – успокаивающе шептал Жека, его голос звучал почти убаюкивающе. – Теперь всё будет хорошо, никто тебя не обидит.