За это я тебя и ненавижу - Ася Оболенская (2018)

Вот он, тот момент, которого Лукьянов ждал. Я знаю, что будет дальше, даже не смотря на Илью понимаю, чувствую, однако все-таки вновь заглядываю в его глаза и спотыкаюсь о равнодушие.

Он переводит взгляд с Егора на меня, а потом спрашивает:

— Ты спала с ним?

Я не хочу отвечать ему. Не хочу, потому что до сих пор не понимаю, имеет ли он вообще право задавать такие вопросы.

— Ты спала с ним. — во второй раз это даже не звучит как вопрос. Утверждение.

Илья свободной рукой взлохмачивает волосы, потом качает головой и совсем невесело усмехается. Кажется, он хочет сказать еще что-то, но только не делает этого. Молча разворачивается и уходит, оставив букет прямо на перилах.

Егор открывает рот лишь тогда, когда начальник скрывается из поля зрения. Кричит вдогонку:

— Два-ноль, Илюшка.

А через пару секунд раздается хлопок подъездной двери, и наступает тишина.

Эта тишина отрезвляет. Я даже думать могу здраво. Практически здраво.

Я по-прежнему не понимаю, во что нужно верить, однако нет никаких сомнений в том, что в этой партии я была пешкой. Лукьянов специально настолько раскачал мое эмоциональное состояние, что я не смогла вставить и слова, стояла, как кукла, и лишь глазами хлопала. Я уже не сомневалась в том, что приезд Веры — его рук дело.

Злость накатила внезапно. Я посмотрела на Егора, который улыбался, и словно что-то щелкнуло в голове. Я не собиралась кричать, устраивать скандал, нет. В голове лишь четкие мысли и злость, они даже не смешиваются.

Я кладу папку на тумбочку в коридоре и вновь выхожу на площадку, где меня ждет ухмыляющийся Лукьянов. От меня он тоже хочет реакции.

— Прости. Ничего личного. — провоцирует.

В этот момент мне почему-то вспомнился эпизод из детства. Мы с родителями сидели на кухне, и они с энтузиазмом обсуждали, в какую секцию стоит меня отдать. Мама настаивала на бальных танцах, а вот папа мечтал отдать меня на бокс, этой идеей он вызывал мамин смех, однако, не обращая на него никакого внимания, продолжал серьезно уверять ее. «Да у Анюты рука тяжелющая. Как треснет кого-нибудь… У-у-у-ух!».

Папа-папа, как я хочу, чтобы ты оказался прав.

Я не знаю, как так вышло, я собиралась ограничиться пощечиной, однако в последний момент пальцы сами сжались в кулак, который впечатался Егору прямо в нос.

Костяшки теперь болят ужасно, однако Лукьянову явно хуже. Он согнулся и застонал.

Наверное, желаемый эффект достигнут. По крайней мере, злость понемногу начинает отступать.

— Ничего личного. — говорю тем же тоном, что и Егор с минуту назад.

А затем, пока мужчина морщится, держась за нос, от греха подальше возвращаюсь в квартиру и закрываю дверь.

В отличие от него, я извиняться не собираюсь.

Не давать эмоциям взять верх было очень сложно. Как бы я не старалась себя убедить, что в этой жизни я готова практически ко всему, оказалось, что это неправда. Куда проще было существовать в своем маленьком мирке, создавая имитацию нормальной жизни, нежели по самое не могу влезть в настоящий круговорот лжи и интриг.

Кому верить?! Как быть дальше? Как сегодняшнюю ночь пережить?!

Хотелось стереть из головы размышления о произошедшем, заставить себя думать о чем-то другом, однако мысли раз за разом возвращались к приезду Веры, появлению Егора и сцене на лестничной площадке.

Раз за разом я прокручивала в голове приход Ильи, и каждый из этих раз я словно обо что-то спотыкалась, уж слишком странным было его поведение для человека, к которому в гости приехала беременная жена.

Отчасти я понимала, почему он не стал устраивать сцен. Учитывая годы их соперничества с Лукьяновым, достаточно было одного моего молчания, а дальше мозг уже сам додумает остальные детали.

Еще папка эта с документами… Как все удачно!