Подарок для дочери - Татьяна Любимая

– Ксюха! – рычу в трубку, едва слышу ее голос. Громко говорить не могу, везде люди. – Что все это значит?

– Что?

– Какая реклама? Какие фотосъемки? Зачем?

– Блин, Кать, прости, закрутилась, забыла тебя предупредить. Я договорилась о рекламе твоей Карамельки в журнале. Считай, это подарок моей крестнице на день рождения.

– Но мне не нужна реклама, Ксюша! Мы и так с заказами не справляемся. В субботу ночевать тут будем, потому что у нас большой заказ на воскресенье. Очень большой, Ксю!

– Катя, ты обещала мне, что не будешь мешать исполнять желание Яны. Я все организовала. Завтра семейная фотосессия в Карамельке. Мне обещали, что часа будет достаточно. Всего час твоего драгоценного времени – это все, что от тебя требуется, дорогая моя.

– Что значит семейная?

– Ты, Яна и Глеб.

– Какой Глеб?

– Тот самый. Из журнала.

Мама дорогая!

А Ксюша продолжает пламенно убеждать меня, только голос ее я практически не слышу. Оглушенная новостью о возможной встрече с тем самым мужчиной из рекламы, невидящим взглядом смотрю в окно. Держу телефон возле уха, в которое бубнит Макарская.

– Поработаете вместе, присмотритесь друг к другу, может быть он Яне не понравится. Ты не переживай, отнесись к этому как к очередному заказу просто в другом формате. Всего лишь час. Ради дочки. Ка–ать?

Скидываю звонок. Слов нет. Одни эмоции. Бешеные!

В голове не укладывается выходка Макарской. О чем она думала, затевая встречу с мужиком из рекламы и моей дочки? Как можно играть чувствами людей? Ребенка? Маленькой наивной девочки, для которой все люди пока еще хорошие? Что будет с Яной потом, когда псевдопапа исчезнет? А он обязательно исчезнет!

Возвращаюсь в кабинет.

– Кира Олеговна, произошло недоразумение. Мы с Ксенией Валерьевной неправильно поняли друг друга. Я отказываюсь от рекламы, отменяйте съемки.

– Но как же… – растеряно хлопает густыми ресницами Кира, – ведь проплачено.

– К сожалению, этот вопрос будете решать с Каретниковой. Можете устроить семейную фотосессию ей лично. А сейчас извините, у меня много работы.

– М–м, я поняла, – с растяжкой ответила Вертинская. Не ожидала она такого исхода встречи. Я, признаться, тоже. До сих пор не могу успокоиться. – Я оставлю вам мою визитку, если передумаете, позвоните.

Это вряд ли.

Кира достает из сумочки карточку, кладет ее на стол.

– Хорошо. Всего доброго, – холодно прощаюсь с Вертинской и выдыхаю свободно, когда за ней закрывается дверь.

Выбрасываю визитку в урну.

Отпиваю остывший чай.

Трындец!

Ксюха звонит и звонит. Не беру трубку. Не могу. Не хочу с ней разговаривать. Мне надо переварить ситуацию.

"Кать, ответь!" – пишет.

Ну уж нет. Не сейчас.

"Я все объясню! Давай поговорим?"

"Нет!" – не выдержав, отвечаю.

"Я приеду"

"НЕТ!"

Оставляю телефон в кабинете и выхожу в зал. Посетителей много – конец рабочего дня. Кто по пути идет, заходит за сладеньким, кто специально приезжает. На парковке места нет – одна машина уезжает, на ее место другая встает, третья ждет. Все к нам.

Витрины стремительно пустеют.

У холодильников ажиотаж, девочки–консультанты без передышки общаются с клиентами, на кассе очередь.

Замечаю девушку лет двадцати пяти. Полненькая, темноволосая. Стоит у витрины, что-то бормочет, не сводя глаз с торта "Дамские пальчики". Подхожу ближе.

– Девушка вам помощь нужна? Подсказать что-нибудь?

– Знай, я люблю тебя таким, какой ты есть... – слышу ее пламенное обращение к тортику.

Поворачивается ко мне, в глазах дикий голод и боль.

– Нет, я уже все.

– Подождите, – останавливаю собравшуюся было уходить девушку. – Идемте со мной.

Подвожу ее к другой витрине, прошу Веру, нашего консультанта, что стоит по ту сторону:

– Вера, подай мне чизкейк, пожалуйста.