Долина кукол - Жаклин Сьюзан (2018)

– Да не в этом дело! – Хелен снова насупилась, гримаса надувшегося младенца очень портила ее. – Первый прогон у нас в пятницу вечером, а на следующий день сразу стоит утренний спектакль, и наверняка в пятницу утром еще устроят репетицию, чтобы мы немного попривыкли к новой обстановке. Если вы приедете, я, конечно, захочу c вами повеселиться и наклюкаться, а в ночь перед утренним спектаклем об этом не может быть и речи.

– До января еще слишком далеко, чтобы я мог уже все конкретно спланировать, – решительно сказал Джино. – И вообще, я могу в это время уехать куда-нибудь за границу по делам. Я человек деловой. Но поездка в Нью-Хейвен вполне реальна, разве что ты не хочешь, чтобы мы приехали.

Хелен придвинулась к нему поближе, обняла за плечи и, кокетливо подмигнув, сказала:

– Ну нет, ничего не выйдет. От меня ты так легко не отделаешься. Согласна на Нью-Хейвен. Ну а если ты будешь в городе во время премьеры в Нью-Йорке, ты на нее тоже придешь?

– Ты хочешь сказать, что я должен смотреть ее дважды?

– Слушай, ты, сукин сын, на мои спектакли приходят по пять раз, – добродушно пожурила его Хелен и, повернувшись к Энн, сказала: – Пошли-ка, Энн, сходим в нашу девичью комнатку, подправим мордашки.

Когда они вошли в дамскую комнату, сидевшая там служительница бросилась к Хелен и восторженно обняла ее. Она оказалась, как объяснила Хелен, ее первой костюмершей.

– Если бы только вы видели ее раньше, – c умилением говорила служительница, указывая на Хелен. – У нее были великолепные ноги, а ласковая же она была, ну как щеночек.

– Ноги у меня и сейчас хоть куда, – заметила Хелен. – Но несколько фунтов сбросить не мешало бы. Впрочем, на гастролях сами слетят.

Она села за столик и начала пудрить лицо. Когда же служительница отошла, встречая новую посетительницу, Хелен повернулась к Энн и в упор бросила:

– Энн, мне нравится Джино.

Сказала она это очень тихо, но лицо ее осталось совершенно спокойным, тем самым только усиливая впечатление глубины и страстности чувства, таившегося за этими словами. Хелен продолжала поправлять волосы и, не отрывая глаз от собственного отражения в зеркале, настойчиво повторила:

– Пойми, Энн, он мне по-настоящему понравился. А я ему? Как ты думаешь?

– Не сомневаюсь, что понравились, – как можно мягче ответила Энн, стараясь придать своему голосу побольше уверенности.

Хелен порывисто повернулась к ней и сказала:

– Мне нужен мужчина. Честное слово, Энни, это единственное, чего мне не хватает, – человека, которого я могла бы полюбить.

Энн почувствовала, как размягчается ее сердце при виде побитого жизнью, жалобного личика и глаз, моливших о понимании и снисхождении. Она вспомнила все жуткие истории, ходившие о Хелен Лоусон и, несомненно, распространяющиеся жалкими людишками, которые либо завидовали ее успеху, либо не могли простить ей некоторой вульгарности и грубоватости манер. Но Энн трудно было понять, как можно было испытывать подлинную неприязнь к женщине, которая под маской внешней нагловатости и даже непристойности старалась скрыть настоящую глубину чувств, тонкость натуры и отчаянную жажду любви.

– Правда-правда, Энни, ты мне так понравилась, мы будем подружками, нас теперь водой не разольешь. И на свидания будем ходить парочками. У меня ведь всегда было мало подружек. Как-то так получалось. Эй, Амелия, – громко окликнула Хелен служительницу. – Дай сюда карандаш и листок бумаги.

Амелия поспешно принесла ей блокнот и робко попросила:

– Мисс Лоусон, пожалуйста, вы ведь все равно пишете, дайте мне автограф для моей племянницы.

– На прошлой неделе я тебе дала целых три, – проворчала недовольно Хелен, но все-таки черкнула что-то в блокноте. – Может, ты ими торгуешь?

Она вернула Амелии блокнот, вырвав сначала из него один листок, на котором она успела написать номер телефона. Вручив его Энн, Хелен сказала: