Держи меня крепче - Рида Сукре (2021)

Анатолий Максимович всё же опомнился, оттолкнул меня, лицо его при этом опять сменило выражение. Если при поцелуе оно было блаженным, я так предполагаю, ведь я-то в порыве экстаза глаза прикрыла, так что говорить со всей точностью не могу, но не мог же его взгляд и дальше метать молнии, то после обмена бактериями его последовавшее за блаженством недоумение, а за ним вернувшаяся ярость вернули меня на землю. В моих фантазиях и мысли не допускалось, чтобы он меня оттолкнул. Такое могло происходить лишь в реале. Одна мысль сменилась другой, теперь шок почувствовала я. Сначала меня заполнила обида. Причём сильно. Недолго думая, а если честно, не думая вообще (ну что поделать, не в приоритете у меня такие напряжные действия) я отвесила Толику пощёчину. Его брови взметнулись вверх со скоростью света.

— Да что вы себе позволяете? — выкрикнули я и философ одновременно, оба в полнейшем недоумении.

Я в ещё большем недоумении вдруг неожиданно для себя осознала, что я делаю. Ага, именно. ЧТО Я ДЕЛАЮ?!

— Про…простите, — вымолвила заплетающимся от нервного перенапряжения языком я, при этом мне почему-то показалось, что так как вина обнажения Анатолия Максимовича лежит на мне, значит и вернуть рубашку на него должна я. Для совершения этого благого жеста я выхватила из его ослабевшей руки запачканную ткань, которую теперь можно было спокойно назвать тряпкой, не пытаясь, и, слава богу, вдеть ему руки в рукава, я просто прикрыла оголённую грудь, накинув рубашку спереди, затем схватила с парты телефон и помчалась к выходу. Сердце при этом бешено колотилось, намереваясь вырваться из груди. Всё же у самой двери, я обернулась к стоящему в той же позе философу и нервно пролепетала:

— Я случайно… Извините…

Больше не в силах сказать что-либо ещё я унеслась прочь, распугав сидящих под дверью студентов, которых и так била нервная дрожь из-за экзамена, а тут ещё я выбегаю в чувствах. Разумеется, они решили, будто Анатолий Максимович меня довёл. Хотели остановить и успокоить, хотя я больше склоняюсь ко мнению, что им хотелось узнать, почему интеллигентный мужчинка свирепствует, раньше за ним такого не наблюдалось. Но объяснять, кто кого довёл было выше моих сил.

Так я и убегала, снеся по пути стенд, врезавшись в ректора, непонятно зачем заблудшего на самую дальнюю кафедру факультета. Извинившись, а на вопрос: «Откуда?», ответив: «Из двести седьмой», я побежала дальше, предполагая, видимо, что философ гонится за мной, и даже представляя зачем. Увы, в этот раз в моём воспалённом сознании возникали самые изощрённые способы казни.

Хотя стоило остановиться и подумать, что, кому и зачем я говорю. Но повторюсь: думать — уж вы это как-то без меня. И зря.

Ректор, в отличие от меня, был человек занятой, но именно в тот день, именно в этот час ему выдалось свободное время, а он, как истинный руководитель, пошёл проверить всё ли в порядке во вверенном ему учреждении. Ведь как говорится, «доверяй, но проверяй». Вот он и решил проверить, а правду ли ему заведующие кафедрами рассказывают. Услышав, что я впопыхах, вся раскрасневшаяся убегаю из двести седьмой аудитории, он как раз туда и направил свои лакированные ботиночки. И не случайно его фамилия Носов. Суёт свой нос куда надо и не надо. А именно в кабинет, где всё ещё продолжал стоять столбом с глупым видом Анатолий Максимович.

— Полипов! Что это вы развели? Что за бордель? — увидев философа в накинутой рубашке на голый торс, выкрикнул ректор, даже с некоторой степенью ревности, сам-то он был низенький с круглым пузом, ещё и лысина намечалась. Короче, вид совсем непрезентабельный.

— Я… Вы всё не так поняли, Лев Семёнович! — изначально не справился с голосом преподаватель философии, но в продолжение фразы его голос всё же окреп.

— А что тут понимать? — зло возмутился Носов.

— Это всего лишь… — Анатолий Максимович запнулся.