Если о нас узнают - Кейл Дитрих, Софи Гонзалес

Я слышал, что люди в Испании делают все немного позже, но, если честно, не ожидал, что в одиннадцать вечера здесь будет столь оживленно. В это время мы привыкли засыпать, здесь же в это время город только оживает. Мощеные узкие улочки заполнены людьми, направляющимися перекусить или выпить, а рестораны и бары, мимо которых мы проходим, переполнены посетителями и теплым светом. Вместо тяжелой выпивки, которую я ожидал увидеть в столь позднее время, все гораздо более непринужденно. Куда больше компаний, сидящих за столиками под открытым небом, потягивающих красное вино, закусывая тапас. Гораздо меньше шатающихся пьянчуг, поглощающих огромное количество пива. Из заведений доносится не грохочущая музыка, не буйный смех и крики, а гул светской болтовни. В каком-то странном смысле это кажется призрачно знакомым. До мозга костей знакомым. Возможно ли унаследовать воспоминания через гены или же я просто переутомился? Скорее всего, последнее. Мы бодрствуем уже восемнадцать часов.

Запахи чеснока, масла и помидоров витают в воздухе, когда мы входим в тускло освещенный ресторан. Внутри многолюдно, поэтому никто не обращает внимания на очередную зашедшую компанию. Однако Полин, которая стоит возле стола вместе с одним из сотрудников испанского подразделения Tungsten, а также другие охранники возле входа, конечно, выдают нас с головой. Если уж не они, то растущая снаружи толпа фанатов, кричащих и глазеющих в окна, – точно. Кажется, что глаза всех в ресторане устремлены в нашу сторону.

Я двигаюсь, чтобы проскользнуть на дальний стул, одновременно с Заком. Мы оба резко останавливаемся, и я посылаю ему неловкую улыбку.

– Садись, – произношу я.

Парень кивает, и я понимаю слишком поздно, что мы будем сидеть рядом за одним столом. Так жаль, что меня возбуждает мысль о том, что наши локти сейчас соприкоснутся, но что поделать.

Как только я сажусь, он хватает меню и начинает его изучать. «Я слишком занят, чтобы разговаривать» – очевидный сигнал. Но я не теряю надежды и все равно пытаюсь. Несмотря на все его странности в последние несколько дней, какая-то часть меня все еще надеется, что он смягчится, если я буду стараться.

– Я прослежу, чтобы никто не заказывал рыбу, – пытаюсь пошутить я.

Зак не переносит рыбные блюда. В тот первый вечер в лагере, когда мы только познакомились, на ужин подавали рыбные палочки, и бедного парня так сильно тошнило, что я отдал ему всю свою картошку, лишь бы он не остался голодным.

Глаза Зака заблестели.

– Спасибо, – произносит он.

На мгновение мне кажется, что он собирается улыбнуться или сказать что-то еще. Но он просто возвращается к изучению меню. Когда я смотрю на свое, то поражаюсь, замечая знакомые блюда. Блюда, которые я ел все то время, что рос, но никогда раньше не видел в меню ресторана. В этом есть какое-то чувство родства. Нечто общее с той страной, в которой я мог бы жить в альтернативной реальности. Что произошло бы, если бы мои бабушка и дедушка никогда не эмигрировали в Соединенные Штаты Америки.

Я снова отрываю взгляд от меню.

– Не могу ничего обещать насчет креветок, они есть практически в каждом третьем…

Я осекаюсь, когда Зак натянуто улыбается мне.

– Окей, ладно, здорово, – бормочу я.

– Рубен, что нам заказать? – спрашивает Джон, присаживаясь с другой стороны от меня.

– Без понятия, я не знаю, чего тебе хочется.

– Все нормально. Если блюдо порекомендует испанец, то я в нем уверен.