Любовь князя - Наталья Бочка (2022)

В деревне Алёхино, с тех давних пор, как покинули её все Золотовы, почти ничего не поменялось. Кое-как тянули алёхинские крестьяне вечную свою лямку. Одно поколение повзрослело, другое безвозвратно состарилось. Всех-то и наберётся пять, шесть десятков душ. В эти годы, родилось меньше, чем померло.

Общие очертания деревни мало чем изменились. Она была такой, как и много лет назад. Больше заброшенных изб, зияло оголенными непогодой и человеком боками. Избы что пустели, разбирались на дрова соседями. Порой, служили временным пристанищем странникам и кочующим. Приезжие поприличнее стучались в дома жилые, хоть сколько-то на вид, ухоженные. Туда, где и печка топлена и холстину, в случае чего, дадут укрыться. У тех, кто деревню ещё не покинул, достатка не прибавилось. Перебивались, кто чем может.

Крайняя изба, что упиралась в поле, давно к жизни не пригодна. Не было крыши и двух стен. Как будто перерубили наискось огромным топором. Одну часть откинули и развалили, другая осталась. Видно, не только ветер и дождь трудились над её разрушением. Но и люди. Местами спилено, срублено. Или просто разобрано. Удивительно, что за эти годы часть избы ещё осталась. Верно потому, что доски сплошь гнилью да сыростью покрыты и в топку давно уж не пригодны. Труха одна.

Постояла Лиза, поглядела, взяла узел и пошла вдоль по улице. Сумерки окутали тёмные избы, отчего они казались ещё более угрюмыми, чем при свете дня. Кругом никого. Забрешет вдалеке шелудивая собачонка, а за ней несколько подхватят. Идёт Лиза по колдобинам, то и дело спотыкается. Смотрит, у забора старушка сухонькая, на лавке сидит.

— Здравствуй бабушка.

— Чего? — потянула старуха, — А, здрасте, здрасте.

Лиза подошла поближе. Старушка видать глуховата.

— Скажите, где на ночлег можно устроиться?

— Ааа? Да ночуй не жалко, — махнула старушка рукой на избу.

— У вас можно?

— Можно, можно. Иди.

Удивилась Лиза скорому гостеприимству и калитку поспешила отворить. Пока старушка не передумала. Изба совсем потемнела от ветхости, но твёрдо стоит. У порога куры белыми пятнами. У амбара коза. Из-за угла рябой пёс выбежал, гавкнул было, да и замолчал. Вильнул хвостом и снова куда-то кинулся.

Вошла Лиза в избу, огляделась. В полумраке беленая печь видна. Об остальном лишь догадываться. Стол у окна, лавки да сундук. Старо всё и в потёмках понятно. Спертый запах перемешивался с аппетитным ароматом кислых щей. После дороги показалось Лизе — нет ничего лучше этого. Только бы не прогнали. Упала на лавку и не помнит, как в сон провалилась. Усталость одолела, твердая лавка, мягкой постелью показалась.

Утром рано проснулась, по привычке. Запах куриного бульона по избе разносится. Смотрит Лиза, а бабка уж у печки толчется. Вчера, как не живой показалась, а сейчас гляди, вертится туда-сюда.

— Проснулась уже? Иди к столу, чем бог послал, подкрепись, — проскрипела старушка.

В избе, при утреннем свете, уютнее стало. Чище. Подошла Лиза к столу, на тряпице яйцо лежит и сухарь ржаной. Чашка с похлебкой пшеничной. Кружка с молоком, видать с козы бабка надоила. С голоду, Лиза всё одним махом проглотила.

— Ах ты, бедная, — бабка подлила с кувшина, — молочка-то ещё.

Лиза и то выпила. Чувствует, тошно стало. Терпит.