Наедине - Юлия Амусина

— Только не говорите, что едете сейчас к нему?

— Он меня пригласил. Отказываться, значит подарить ему свою сестру, на что я пойти не готов.

— Но это чистейшей воды самоубийство!

— Или убийство. Посмотрим, кому удастся поставить финальную сцену в этом проклятом спектакле.

— А это еще что значит?

— Вам следовало уделять больше внимания словам своей дочери. Лицедей ставит свой собственный спектакль, вы разве не поняли?

— Это уже не игрушки, сынок, — внезапно меняет пластинку Анатолий Степанович, впервые обращаясь ко мне подобным образом. — Мы уже знаем, кто он и где может скрываться. Тебе нет никакой надобности попусту рисковать своей головой, чтобы спасти сестру — достаточно будет приехать к нам, и…

— И ждать, пока ваши люди будут блуждать в потемках в поисках Лицедея? А он в это время преспокойно разделается с Катей, и никто не сможет ему помешать.

— Он и пальцем ее не тронет, обещаю.

— Вы можете обещать мне это лишь в том случае, если сами являетесь Лицедеем.

— Что ты несешь! — вскипает Анатолий Степанович.

— Я уже и сам не понимаю.

— Зато я наконец-то начинаю понимать. Миш, приезжай сюда. Даю слово, с Катей ничего не случится!

— Анатолий Степанович, я в жизни не брошу свою сестру.

— Это как раз то, чего он добивается, — снова повышает голос Фимин отец. — Он провоцирует тебя на действия, потому что ты стоишь у него на пути и очень мешаешь достичь желаемой цели. Самое глупое и безрассудное из всего, что ты можешь теперь сделать — это слепо идти на поводу Лицедея по его же подсказкам!

— Ну и черт с ним. Для меня главное — сестра, и если для того, чтобы спасти ее, мне придется умереть, пусть так и будет, — отсекаю железным тоном.

— Остановись. Просто остановись!

— Поздно, Анатолий Степанович. Вы там уже приготовились обо мне скорбеть? А я-то по наивности считал, что вы терпеть меня не можете.

Он говорит еще что-то, но я отвожу телефон от уха и швыряю на сиденье, сосредотачивая внимание на дороге.

Серафима

Громкий звонок в дверь, заставший меня в углу дивана с притиснутыми к ушам ладонями, производит эффект разорвавшейся бомбы. В комнату все еще долетают слабые отголоски песни с улицы; кажется, текст и музыка уже совсем другие, но в том, что загримированное трио торчит под окнами в прежнем составе, у меня нет и тени сомнения.

Все меньше сомнений остается и относительно того, находится сейчас за дверью.

Щедрый инициатор неожиданного концерта в честь моего дня рождения. Жестокий клоун без настоящего лица. Лицедей.

Я в ужасе кусаю пересохшие губы, ясно понимая, что запертая дверь в любом случае его не остановит, он пришел сюда за мной и не уберется, пока не получит желаемого. Дверной звонок тем временем сменяется громким стуком и, кажется, я даже могу разобрать слова по ту сторону. Он пытается заговорить со мной? Хочет убедить меня отпереть чертову дверь и самолично впустить его?.. Крепко стискиваю в ладони телефон и нерешительно сползаю с дивана. Мелкими, совсем неощутимыми шажками приближаюсь к прихожей, как раз когда входная дверь сотрясается под новой порцией сильных ударов. Вздрогнув, пячусь назад и в этот момент невидимый мне человек снова начинает говорить:

— Серафима! Я от вашего отца. Откройте, пожалуйста, дверь!

Голос кажется смутно знакомым. С секунду я таращусь на бесполезный телефон, понятия не имея, кто мог бы сейчас помочь мне преодолеть новый виток кошмара, и все же без единого шума подхожу к двери с намерением заглянуть в «глазок» и убедиться, что облик визитера не имеет ничего общего с клоунами. На лестничной площадке вижу хмурого парня из дома родителей, того самого, с которым мы столкнулись у кабинета отца. Словно почувствовав на себе мой взгляд, он смотрит прямо в глазок:

— Серафима, вы меня помните? Я Юра, меня прислал ваш отец. Клянусь, я только хочу вам помочь. Здесь небезопасно оставаться.