Все будет хорошо - Наталия Костина-Кассанелли (2011)

Мужик вдруг снова улегся и закрыл голову пиджаком. Виктор сидел молча, переваривая услышанное. Толстяк все осуждающе покачивал головой и закатывал маленькие глазки. Потом снова потянулся к своему чтиву.

— Извините, Аркадий Борисович. — Виктор вдруг решительно встал и пересел на койку толстяка. — Вы меня не проконсультируете?

— Витя, Витя, — осуждающе шептал Аркадий Борисович, — ну что вы как маленький, ей-богу! Зачем вы их покупали, пистолеты эти! И сколько! Это же незаконное хранение оружия! Криминал! Статья! — Он сокрушенно покачал лысой блестящей головой. Лишь по краям обширной прогалины слабо кудрявилась неопределенного цвета поросль. — Молодость! Романтика! Я все понимаю. — Он положил второй подбородок на жирную грудь и прикрыл глаза. — Детство без игрушек. Наверное, и без отца…

— Без отца, — подтвердил Кашуба. — Мать только у меня, инвалид второй группы. В деревню переехала четыре года назад. Тетка домик ей отписала. Огород там у нее, свиньи… — Виктор, промолчав больше суток, теперь испытывал потребность выговориться.

— Это очень хорошо, очень хорошо, — зашептал толстяк. — Не то, конечно, хорошо, что вы, Витя, без отца выросли, нет, Боже упаси! Но то хорошо, — продолжал он, — что вы у матери один. Вы ведь один?

— Один, — подтвердил Кашуба.

— Прекрасно! Прекрасно! Так вот. Вы один, мать инвалид второй группы. Вы — единственный ее, так сказать, кормилец. Вас, наверное, и в армию не призывали?

— Не призывали, — подтвердил Виктор. Аркадий Борисович расцвел.

— Замечательно! Замечательно! Единственный кормилец в семье. Тяжелое детство. Матери было не на что купить вам игрушки. В армию вас тоже не взяли, хотя вы рвались послужить отчизне. Так?

— Так. — Кашуба неопределенно пожал плечами.

— Вот! Вот! — Пух вокруг лысины Аркадия Борисовича воспарил. — Вы, уже повзрослевший, но в душе такой же ребенок, как и раньше, покупали себе игрушки и играли в этом своем подвале. Никому не делали плохого. Просто играли! По голове вас никогда не били? — поинтересовался толстяк.

— Боксом занимался, — пожал плечами Виктор. — Так как же не били?

— Очень хорошо! Очень хорошо! Толковую психиатрическую экспертизу! Да! Да! У хорошего адвоката зал будет рыдать! Отделаетесь условным сроком, это я вам говорю, Аркадий Борисович! — Толстяк потирал руки. — Вы ведь по живым людям никогда не стреляли, правильно?

— Да вроде нет, — с некоторым сомнением в голосе подтвердил Кашуба. — Только по мишеням, к-хм. — Он неожиданно закашлялся. — Курить так хочется, сил нет! Они деньги у меня нашли, — сказал он, понижая голос.

— С ними можете попрощаться. — Толстяк загнул вниз уголки губ. — При любом, так сказать, даже самом благоприятном стечении обстоятельств их вам не вернут. Издержки, так сказать, пенитенциарной системы.

Ладно, черт с ними, с деньгами, главное сейчас, чтобы мать поскорее приехала из этой своей деревни и наняла адвоката. Всех денег они все равно не нашли. А вот подвал! Дурак, дурак, сам им свет еще включил! Делал вид, что ничего не боится. Еще раз помянув недобрым словом эту «старую курицу», бабку Полину, он несколько успокоился. Этот Аркадий Борисович, похоже, большой дока. Интересно, он-то за что здесь сидит?

Между тем день совсем уже склонился к закату. Снова принесли баланду, а за Виктором так никто и не пришел.

На этот раз он сам съел свою порцию, к неудовольствию хмурого Алексея Ивановича, который, выхлебав быстро все из своей миски, безучастно отправился наверх. Кашуба все посматривал на двери. Наконец он не выдержал.

— Аркадий Борисович, — спросил он привычным уже шепотом, пододвигаясь ближе к толстяку. — Чего они меня не вызывают? Что, ночью будут допрашивать?