Сердце ангела - Людмила Бояджиева (1998)

Миллионы людей избрали своим кумиром Виту, потому что именно в ней видели воплощение самых розовых, самых заветных, утренне-радостных грез. Став культовой фигурой последнего десятилетия ХХ века, девушка с обликом принцессы из доброй детской сказки посрамила ниспровергателей вечных ценностей. Они вопили о кризисе культуры, гибели нравственных, эстетических идеалов, о торжестве порочной, циничной, сексуально одержимой самки. Они возводили в идолы демонических женщин, играющих с гибельной стихией основных инстинктов, и твердили о пошлости традиционной обывательской морали. А Вита просто улыбалась, пробуждая в сердцах древнюю как мир веру в любовь, преданность, счастье. Оказалось, что на пороге нового опасного, неведомого столетия для большинства народонаселения планеты главное осталось неизменным: добро противостояло злу, жизнь — смерти, красота безобразию. Остались в цене соловьиные ночи, верные подруги, заботливые матери, сокровищница библиотек и музеев, целомудрие души и беспорочность тела. И ещё — свет, негасимый свет надежды.

Все это воплотилось в Вите. Колыбель девочки благословили щедрые феи, не забыв наделить её самым важным — умением радоваться полученным дарам и озарять своим счастьем других.

Авангард мировой моды сотрясали тайфуны натужного оригинальничанья. Выходящие на подиум женщины изображали то космических пришельцев, то отходы цивилизации в виде пластиковых пакетов, пружин, металлических стружек. Иногда им приходилось таскать за собой тяжелые цепи, сковывать щиколотки стальными кольцами, подражая каторжникам, а порой — уподобляться блудницам из портового кабачка. Мысль именитых кутюрье затейливо извивалась, ища выхода на новые стилевые просторы.

— Пупки понадорвали наши Великие, а все впустую. Оплюют их, обшикают, девочка. И поделом. Путь-то один — от царских палат к помойке, от светских салонов — в бардак. — Неприязненно морщась, откомментировал Вите последний показ высокой моды её менеджер Хью Брант.

— Кажется, финал фильма «Прет-а-парте» станет пророческим, — скоро все наши девочки просто-напросто выйдут на подиум голышом, — согласилась Вита, присутствовавшая на показе коллекций весенне-летнего сезона. Она относилась очень серьезно к заключению контрактов с домами моды, не изменяя «высокому стилю» Шанель и Диора. — Ничуть не жалею, что отказала Версаче. Наверно, у Джанни личный кризис и не все сплетни лгут. Он создал одежду для очень несчастных, презирающих себя женщин.

В полумраке под утробные вздохи электронной музыки двигалась голландка Гиневер ван Синус, топ-модель с широкими бедрами и скулами, искривленным носом в мятой юбке лимонного цвета, небрежно прикрепленной к такого же цвета лифчику из вязаной сетки. В нечесаных слипшихся волосах сиял тряпичный розовый цветок, в опущенных глазах застыла боль обиженной женщины.

За ней понуро брела француженка Амбера Валетта с оттопыренными ушами и носом, уставшим от кокаина, в черной короткой комбинации и красно-желтой юбке в огурцах. Кое-как сколотые свалявшиеся пряди украшал черно-красный цветок.

— Да уж, мэтр Версаче поизголялся над вашим братом от души. Да и над нами, мужиками, тоже. «Жрите, мол, поклонники прекрасного пола, эти отбросы. Как раз то, чего вы все достойны», — ухмыльнулся Хью, упорно считавший, что гомосексуалистам не место в высокой моде. — Ведь хорошо известно, что мужчина может хорошо одеть женщин, только если он их любит.

— Или любит себя, как женщину.

— Это уже процесс патологический, основанный на глубокой ненависти к природным биологическим женщинам, составляющим вожделенный, но недостижимый для гея объект. Джанни долго держался, но сегодня выдал себя с потрохами. Смотри, — это же не коллекция, это унижение красоты. Парад девочек из жалкого борделя, испитых, изнуренных, опустившихся. Гиневер тянет не более, как на 500 долларов за ночь. «Лирическая» Валетта, пожалуй, может взять все 700, но с условием предварительных ласк.