Камень любви - Валентина Мельникова (2014)

Татьяне стало не по себе. С какой стати она сюда явилась? Чего ради торопилась, спешила, снова промочила ноги, заляпала грязью джинсы? Но ведь Анатолий ее позвал, так Ева сказала. И она бежала по лужам, чтобы снова увидеть его. И, честно, почти не думала о своих проблемах. Забыла о страшной буре, даже убийство Федора воспринимала по-другому, словно все самое страшное и неприятное осталось вдруг там, за накрывшей лагерь стеной дождя, за темнотой… И страхи там остались, и боль… Но, оказавшись в палатке, она вдруг поняла, что никуда ей не деться, никуда не спрятаться от тайн, намеков, подозрений, от тех же плохих предчувствий и сомнений.

— Чего застыла? — прошептала Ева и потянула ее за рукав к скамье возле стола.

Но Татьяна присела на стульчик рядом с входом в палатку. Вжалась в угол и притихла. Свет лампы сюда не дотягивался. Отгородившись щитом полумрака от всех находившихся в палатке людей, она чувствовала себя более защищенной. Хотелось хоть ненадолго остаться незамеченной, успокоиться, привести мысли в порядок.

Ева, в отличие от Татьяны, по-хозяйски устроилась за столом и, перебирая какие-то бумаги, успевала шепотом переговариваться с Игорем, присевшим на лавку рядом. Лицо дендрохронолога было встревоженным. Возможно, Ева уже рассказала ему об убийстве Федора, потому что он вдруг отыскал взглядом Татьяну и нахмурился. И сердце ее вновь замерло в тревоге.

В палатке было шумно, говорили хотя и тихо, но все разом. Звуки наслаивались друг на друга, смешивались, терялись. Даже при сильном желании ей не удалось определить, похож ли чей-то голос на голос убийцы. Вдобавок от напряжения заболела голова, и она, прекратив бесполезные попытки, попыталась вникнуть в суть разговора. И ничуть не удивилась, что речь вновь шла о кыргызах.

— Миллер [26]писал о войнах с сибирскими обитателями весьма правдиво, без прикрас и оглядки на другие мнения. — Анатолий говорил быстро и немного запальчиво: — Во-первых, потому, что на руках у него были подлинные документы, в которых эти сражения и столкновения с большой долей достоверности описывались. Во-вторых, он был порядочным человеком и честным ученым. Политика его не интересовала. Именно честность толкнула его вступить в дискуссию о происхождении имени и народа русского. Миллер сразился с самим Ломоносовым и крепко от этого пострадал.

— Согласен! — кивнул молодой человек в очках, худой и сутулый. — Но все началось позже, когда Карамзин сапогом наступил на сибирскую историографию. До конца девятнадцатого века историки действительно почти ничего не писали о походах русских за Урал, о присоединении Сибири. Получалось, что Россия успешно прирастала новыми огромными территориями со своими народами, несметными богатствами. А как это происходило, каким потом-кровью, потерей скольких человеческих жизней доставалось, об этом или скупо в редких статьях, или вообще — ни гугу…

— Конечно, — вступила в разговор одна из музейщиц, — Карамзина долго опасались критиковать, потому и не писали объективно о завоевании Сибири. Даже роль Ермака замалчивали, чего, мол, выпячивать его подвиги.

— Странное дело, как можно обойтись без Ермака, не оценить его роль в завоевании Сибири? — живо подхватил ее мысль археолог в очках. — Получается, что до недавнего времени отрицалось не только наличие сложившихся сибирских государств и сложно устроенного общества, но и сопротивление сибирских народов русским завоевателям. А ведь это сопротивление было долгим и упорным. Где-то десятки лет, а где-то и сотни…

Анатолий мрачно сверкнул глазами на собеседника, махнул рукой.