Камень любви - Валентина Мельникова (2014)

Восемнадцатый век начинался для России неспокойно. Долгая Северная война со свеями [31]в Прибалтике шла с переменным успехом. Но взятие русскими Нотебурга и Дерпта, Риги и Пярну, Ревеля и Выборга, строительство Петербурга и Кронштадта в устье Невы и Полтавская битва, а следом присоединение Лифляндии и Финляндии — все это укрепляло позиции России в Европе. Правда, унизительное поражение на реке Прут от турков прервало череду блестящих побед. Пришлось пожертвовать Азовом, Таганрогом и азовским флотом — пятнадцатилетними трудами на благо Отечества. Петр Первый плакал, когда направлял Федору Апраксину — губернатору Азова — указ об уничтожении флота и крепостей. О Приазовье и южном направлении пришлось забыть на долгие годы.

Политическая обстановка в Европе была переменчива, как весенняя погода. Союзники Петра — польский и прусский короли, курфюрсты Саксонии и Ганновера — не слишком доверяли русскому царю. И на то имелись все основания: имперские аппетиты Петра росли день ото дня. В те времена, когда русская армия закалялась в боях со шведами, англичане и французы раздирали на части сказочно богатую Индию, успев поделить на троих с Голландией наследие Испании. Но и эти давние хищники уже с опаской поглядывали в сторону России.

Амбиции Петра простирались все дальше, все шире и грозили европейским державам не просто ослаблением позиций в мировой политике. Россия, того и гляди, могла прибрать к рукам большую часть колоний, чьи несметные богатства питали могущество огромных империй. Петр однозначно не собирался оставаться в стороне при новом разделе мирового влияния. Вслед за вторжением в Персию, борьбой за Каспий, присоединением Камчатки он намеревался основать русские поселения в Америке, побороться за Мадагаскар и уже приказал Берингу разведать путь в Индию через Ледовитый океан…

Но внутренние смуты и восстания, мятежи и расколы, раздоры и несогласия ослабляли российскую державу, мешали Петру в осуществлении его тщеславных намерений. Пожары и суховеи опустошали. Моровые поветрия, голод и жесткость правителей не щадили народ, но был он молод и неистребим, как трава. Самые отчаянные, самые стойкие шли все дальше и дальше, через Урал, на восток, кто с мечом, а кто и с крестом. Через сопротивление туземцев, через пот и кровь осваивали новые пространства. Постепенно, год за годом, шаг за шагом, где пешком, где верхом, на плотах и дощаниках, волоком да бичевой добирались лихие русские люди до Ангары и Витима, Байкала и Амура, до ледяных северных широт и необъятных просторов Тихого океана, строили деревянные крепости и оседали в них.

Но не успевали потемнеть бревна в новом остроге, как валил уже отовсюду народ — и честной, и беглый. Возникал, расширялся вокруг крепости посад, лепились к нему ремесленные слободы. Глядишь — через десяток лет зашумел среди тайги, закипел жизнью молодой город…

Медленно, но верно прирастала Российская империя сибирскими землями: волость за волостью, уезд за уездом, а вскоре целые губернии образовались — по территории больше, чем иное государство в старой Европе…

***

Мирон Бекешев стоял на речном обрыве и наблюдал за бурлившей на причале жизнью. С торговых судов, что, минуя грозные пороги, прибыли с севера, выгружали товары. Босоногие, в грязном рванье отметчики и бродяги, нанятые купцами, сгибаясь под тяжестью мешков и тюков, бежали по шатким сходням, выкатывали бочки, выводили скот и лошадей.

За спиной князя возвышались стены Абасугского острога. Пять лет минуло с тех пор, как закончилось его строительство. И жизнь в нем кипела не хуже и не лучше, чем в других сибирских городках.

За бревенчатым частоколом, приноравливаясь к лютым морозам и палящей жаре, по мере сил обустраивались и жили служилые «по отечеству» — дети боярские.