Незабудки для тебя - Нора Робертс (2014)

— Говорю вам, я знаю! Я чувствую! Мне снятся сны…

— Мне тоже. — Слезы щипали ему глаза, деревья, фигура Клодин теряли очертания и расплылись. — Мне тоже снятся сны.

— Люсьен, послушайте меня! Я была с малышкой той ночью. Абби поднялась в детскую покормить девочку. Я знаю всю ее жизнь. Никого она так не любила, как вас и Мари-Роз. Зачем, зачем я только ушла той ночью из Дома Мане?! — Клодина скрестила руки на груди, словно пыталась усмирить страдания своего измученного сердца. — Всю жизнь я буду молить ее о прощении за то, что оставила ее одну!

— Она забрала одежду, украшения… Нет, моя мать права. — Люсьен сжал губы, повторяя себе, что нужно быть сильным, не осознавая, что эта сила означает лишь слабость его веры. — Мне придется с этим смириться.

— Ваша мать ненавидела Абби! На другой же день она выкинула меня за порог. Боится держать меня в доме, боится, что я могу догадаться…

Люсьен резко повернулся к ней, лицо его было искажено такой яростью, что Клодина отступила на шаг.

— Хочешь меня убедить, что это моя мать убила мою жену? А потом скрыла это преступление, это злодейство, этот ужас, заставив всех поверить, что Абби сбежала?

— Я не знаю, что произошло. Знаю только, что Абби никогда бы вас не покинула. Знаете… мама Роуз ходила к Евангелине.

Люсьен взмахнул рукой.

— Пустые суеверия!

— У Евангелины дар провидения, это всем известно. Она сказала, что видит кровь, страх, слышит рыдания и крики. Грех, черный, как самая черная ночь. И смерть. Смерть и водную могилу. Еще сказала, что вторая твоя половина черна, как самые глубокие адские бездны.

— Что же, выходит, я ее убил? Я тайно вернулся ночью и убил свою жену?

— «Две половины из одного чрева» — так сказала она. Люсьен, это о вашем брате!

Мучительная дрожь молнией пронзила его тело: к горлу подступила тошнота, на языке он почувствовал отвратительный вкус желчи.

— Не желаю этого слушать! Возвращайся к себе домой, Клодина, и впредь держись подальше от Дома Мане!

Он вынул из кармана брошь — маленькие крылатые часы — и вложил ей в руку.

— Возьми это. Сохрани для… для девочки. — Имя ее он произнести не смог. — Пусть у нее останется хоть что-то на память о матери.

Он опустил взгляд на часы, остановившиеся навсегда.

— Люсьен, как вы можете ей не верить?! Это все равно что снова ее убить!

— Не подходи ко мне! Убирайся!

И он бросился прочь — к Дому Мане, назад в свой добровольно избранный ад.

— Ты же знаешь! — крикнула ему вслед Клодина. — Знаешь, что она была тебе верна!

Прижав к груди брошь, Клодина безмолвно поклялась передать их дочери Абигайль. Вместе с правдой о ее невинно погубленной матери.

Дом Мане

Февраль 2002 года

Деклан наблюдал с галереи за рождением нового дня. Небо на востоке нежно розовело, горизонт окрасился в сиреневые тона. Веял легкий ветерок. С каждым днем становилось теплее: весна была еще в пути, но зима уже уступала ей свои права.

К садам, еще месяц назад являвшим собой полнейшее запустение, потихоньку возвращалась былая красота. Вездесущие сорняки, змеящийся плющ, сухие сучья и обломки кирпичей — все это постепенно исчезало, открывая взору дорожки, клумбы, даже садовые цветы, стойко пережившие многолетнее небрежение.

Старую беседку густо оплела какая-то вьющаяся зелень, а рядом раскинулся островок азалий, на которых уже появились едва заметные бутоны.

Были здесь еще магнолии, индийская сирень, камелии, жасмин. Все эти названия Деклан узнал от Фрэнка и Фрэнки и записал в свой блокнот. Когда он сказал, что хотел бы оплести столбы крыльца вьюнком, Фрэнк произнес басом, растягивая слова:

— Сорт, который мне нужен, называется «Утреннее сияние». «Утреннее сияние» — прекрасное название для цветка.