Опасный круиз - Присцилла Хагон (1995)

Стоял теплый вечер, иногда проглядывала луна. Будто и не было этого странного дождливого дня. Люди высыпали на палубу и смотрели, как мы проплываем мимо темных островов. Огни Дубровника и прибрежных зданий постепенно тускнели, и мы взяли курс в открытое море.

Мы возвращались через Мессинский пролив в Средиземное море. Как долго еще плыть, подумала я, всем сердцем желая скорее оказаться поближе к Гибралтару. Я теперь всего боялась и испытывала сильное желание все время быть там, где много людей.

Перед тем как лечь спать, я заперла дверь своей каюты.

Но следующее утро прошло вполне благополучно и не случилось ничего страшного. Снова ослепительно светило солнце и стояла жара. Эдвард Верритон вместе с Кенди и Гилом отправился в бассейн. От его напускной веселости не осталось и следа — по-моему, он выглядел просто страшно, но он, кажется, изо всех сил старался вести себя с детьми как обычно.

Грэм Хедли был там же и наблюдал за ним, но на некотором расстоянии. В нем тоже произошла какая-то перемена, и по этому поводу даже высказалась Пегги Стерлинг:

— По-моему, он стал какой-то скучный. Такой был весельчак, а теперь ничего его не интересует.

Если Грэм Хедли и Эдвард Верритон и говорили друг с другом, то я, во всяком случае, этого не заметила. Заметила я другое: мистер Ян Престон перенес свой красный шезлонг на палубу и расположился возле бассейна. Я только не могла понять, каким боком он причастен к этой истории. У меня было чувство, что здесь что-то нечисто, но что именно оставалось для меня загадкой.

Роберт, Джеймс, Мэри и я были на шлюпочной палубе, когда около одиннадцати часов появился Чарльз. Я отчаянно обрадовалась ему, но постаралась особенно этого не показывать. Чарльз тепло улыбнулся мне, и я сидела рядом с ним, но мы были не одни.

До вечера мне обязательно нужно было поговорить с Чарльзом наедине. Я не могла больше хранить свою тайну; мне хотелось разделить ее с кем-то. И мне нужна была его помощь. Я снова повторила про себя всю историю, останавливаясь на наиболее важных моментах. Я должна была убедить его.

Я как раз выходила из столовой, когда ко мне подошел помощник эконома — молодой, красивый и очень приятный мужчина. Он хорошо говорил по-английски.

— Мисс Форест, я собираю группу желающих осмотреть кухни и кладовые сегодня днем. Я уверен, вас это заинтересует. У вас будет возможность увидеть, так сказать, изнанку нашей жизни.

Если мне чего-нибудь и хотелось, то уж никак не осматривать кухни и кладовые. Мне хотелось быть рядом с Чарльзом и при первой возможности поговорить с ним. Однако приходилось продолжать притворяться, будто я наслаждаюсь круизом.

— О, благодарю вас, — ответила я.

— В три часа здесь, в столовой, — резюмировал он.

До трех мы все сидели на балконе, любуясь Липарскими островами. Ближайшие к нам были высокими и каменистыми, те, что подальше, казались светло-голубыми на темно-голубом фоне моря. По левому борту терялись в безоблачном небе остроконечные вершины гор Сицилии. Идиллическая, восхитительная картина — и как же мне хотелось по-настоящему быть счастливой! Как хотелось мне, чтобы все ушли и оставили меня с Чарльзом наедине. Я уверена была, что он тоже этого хотел. Мы не однажды обменялись с ним взглядами. Какая жалость, что он пока ограничен в передвижении.

Солнце жгло мне руки и спину, и страшно неохота было вставать и куда-то идти.

— Куда это ты собралась? — спросил Роберт.

— Помощник эконома собирается показать нам кладовые, — пояснила я.

— О, я уже ходила на днях, — сообщила Мэри. — Это не слишком занимательно. Предпочитаю загорать. Кому интересно смотреть на этот продуктовый развал там внизу? Лучше оденься потеплее. Кондиционеров там нет и местами не продохнуть, но в некоторых помещениях, где они хранят мясо и овощи, жуткая холодрыга, около нуля.