Переломный момент - Сюзанна Брокман (2005)

– Его мать, – продолжил Эмилио, – моя невестка – вы видели ее несколько минут назад – была уверена, что и его убьют. Они иногда так делают: убивают детей, особенно наших мальчиков, чтобы те не выросли и не стали солдатами оппозиции. Его эта участь миновала. Вместо этого его бросили в тюрьму. Бросили в тюрьму всех троих, моя жена тоже была с ними, понимаете? Она видела, как умирал ее единственный сын.

Молли полностью купилась на эту историю. У нее в глазах стояли слезы. Джина не знала, зачем он рассказывает им это. Чтобы завоевать их симпатии? Чтобы они поняли, почему находяться здесь в заложниках?

– Кто они? – спросила она.

– Плохие люди, – последовало в ответ. – Жадные люди, которые могут очень многое потерять, если в Восточный Тимор придут закон и порядок.

– У них есть имена? – не унималась Джина.

– Их имена ничего вам не скажут, – ответил Эмилио. – Но для меня и моих соседей они – причина дрожать от страха. – Он повернулся к Молли, очевидно, решив, что она лучшая аудитория для его драматической истории. – В тюрьме моего внука долго удерживали отдельно от матери. Имельда, мать Данжумы, была вне себя. Когда мальчика наконец отдали ей обратно в руки, она была готова выполнять их требования. – Он оглянулся на дверь и понизил голос, чтобы невестка не подслушала.

Если предположить, что она могла говорить по-английски.

Молли сжимала руку Джины, совершенно очевидно веря каждому ужасному слову этой истории.

Все, о чем могла думать Джина – это где сейчас был пистолет Эмилио и как можно им завладеть.

Был ли его рассказ правдой? Может быть.

Если Джина чему в жизни и научилась, так это тому, что люди способны делать страшные, жестокие вещи друг с другом.

Она подумала о Нарари из Кении, которая умерла в тринадцать лет. О Люси, которую она помогла спасти, и чья старшая сестра все еще оставалась там, ожидая скорого появления своего ребенка и зная, что когда младенец родится, она будет обрезана снова[35].

Подумала о террористе, которого прозвала Бобом; он рассказал ей свою историю, пока держал ее в заложниках в самолете. Джина сочувствовала ему – его жизнь была одна сплошная борьба. Она видела в нем личность, а не просто человека с ружьем.

А он видел в ней только средство для кровавого финала.

– Я не знаю всего, что они сделали с Имельдой, – продолжал Эмилио. Его голос стал тише, но зазвучал тверже. – Она сказал мне, что ее заставили поблагодарить за убийство мужа, прежде чем отпустили с Данжумой на руках. Поблагодарить за убийство моего сына, – его голос сломался. – Простите меня.

– За то, что вы в ответ похитили нас? – спросила Джина. – Нет проблем, мы простим, только дайте нам уйти.

Но Молли пробормотала:

– Это ужасно.

– Они велели ей, – произнес Эмилио со слезами на глазах, – найти меня и сказать, что у них Сумая. Моя жена. Если я хотел увидеть ее снова, то должен был… – Он указал на помещение вокруг них. – Я не использовал эту комнату более десяти лет, по крайней мере, не по прямому назначению. Да, в свое время я сделал состояние на... несчастиях других, это правда. Но это было много лет назад. Мои… навыки растерялись. Я знал, что будет проще заманить Грейди Моранта сюда, заставить его прийти ко мне…

Молли прервала его:

– Но должен быть другой способ забрать вашу жену из этой тюрьмы. – Она повернулась к Джине. – Ты могла бы позвонить…

Джина сильно сжала ее пальцы и взглядом предупредила не произносить имя Макса, не говоря уже о его принадлежность к ФБР. Она громко перебила Молли, просто на случай, если та не поняла.

– Моему брату? Он полицейский в Нью-Джерси, – солгала она Эмилио. – Может, он знаком с кем-то, ну, не знаю, в ФБР или ЦРУ, или что-то вроде этого – с кем-то, кто мог бы помочь.

Молли поняла. Мачикса чилучше чине упочимичинать.

Эмилио тем временем с сожалением покачал головой.

– Слишком поздно.