Счастье в кредит. Книга 2 - Лариса Туманова, Виктория Ростокина (1995)

И вот — номер, вписанный ею, Вианой, в книжку собственноручно.

Заметная, выделяющаяся строчка, выведенная красным фломастером: а фломастер этот, как и все у Вианы, был особенным, непохожим на то, что продается в магазине. Тоненькая-тоненькая золотистая палочка.

Профессор тогда еще пошутил:

— Волшебная палочка?

— Конечно, — вполне серьезно ответила ему Виана.

Волшебная палочка писала красным цветом, как будто кровью. И когда профессор увидел эту пунцовую строчку среди обыкновенных, синих и черных записей, кровь его действительно по-юношески закипела.

И он, больной, немощный, презирающий себя за слабость, поднял телефонную трубку и стал торопливо крутить диск.

Виана отозвалась после первого же гудка, в ту же секунду. Будто специально дежурила у телефона, ожидая его звонка. И узнала она Мартынова сразу, ему даже не пришлось представляться. Фея, да и только!

— Владимир Константинович? Что-то мне сегодня голос ваш не нравится… Да, слышу, что болеете. Сию минуту еду.

Она едет к нему! А ведь он ни о чем ее не просил. Такое ему даже и в голову не приходило.

Интересно, она к каждому больному вот так срывается или только к нему? Если только к нему, то…

В больном сердце профессора что-то сладостно защемило, но это были не болезненные перебои ритма, а, напротив, предвкушение чего-то необъяснимо хорошего.

Мартынов обвел глазами свою комнату и вдруг перепугался. Принимать блистательную даму в такой берлоге?

Квартира и так-то не отличается роскошью: скучные стеллажи с блеклыми стопками научных журналов, старый обшарпанный письменный стол… А теперь еще — разобранная кровать, початые пузырьки с лекарствами. На наволочке — уродливый розовый подтек. В отсутствие Ирины профессор не удержал кружку с компотом, и все пролилось прямо на подушку.

Владимир Константинович, боясь не успеть, перевернул подушку чистой стороной кверху.

А он сам? Ужас, позорище. Непричесан, небрит. А эта пижама? Сколько ей лет? Пятнадцать? Двадцать? Четверть века? Ирина давно порывалась ее выбросить, но он категорически запретил. Привык к старой вещи, сроднился с ней. Какого цвета она была прежде? Кажется, ярко-голубая. Или лиловая?

Совсем забыв, что ему запрещено вставать, профессор вскочил на ноги и бросился в ванную приводить себя в порядок. Сбривая трехдневную щетину, он порезал подбородок, зато ни разу не почувствовал сердечного спазма. А ведь до сих пор приступы повторялись чуть ли не каждый час…

…Ирина вошла с авоськой яблок и груш и принюхалась. В квартире пахло не валокордином, а одеколоном! В чем дело?

Она нашла отца не в постели, а за столом. Кровать была аккуратно застелена, а сам Владимир Константинович одет в отглаженную рубашку.

Причем видно было, что гладил он ее сам: вдоль рукава — наутюженная складочка. Женщина никогда бы так не сделала.

— Платоша! — изумленно протянула Ирина. — Ты что, на свидание собрался?

Профессор смутился: сама того не ведая, его дочь попала в точку!

— Н-ну, понимаешь, Ириш… Ко мне должны прийти… Неудобно принимать гостей в постели.

— Неудобно штаны через голову надевать! — отрезала Ирина. — Доктор сказал — не вставать ни в коем случае. Живо в постель!

Отец посмотрел на нее робко, просяще:

— Ириш, пожалуйста! Эта встреча… понимаешь, она очень для меня важна.

— Опять какой-нибудь коллега из Амстердама? Будете, как обычно, до хрипоты спорить о проблемах бытия? Да еще, чего доброго, курить?

— Никаких сигарет, обещаю тебе! Да у меня их и нет, ты же знаешь.

— Знаю, знаю, как это обычно бывает. Гость разваливается в кресле, достает пачку какого-нибудь «Уинстона» или каких-нибудь «Голуаз»: «Профессор, не желаете ли? А кстати, где у вас пепельница?» Потом в комнату не войдешь, хоть топор вешай.

— У этой посетительницы не будет сигарет.

Ирина даже присвистнула: