Банкирша - Александра Матвеева

Лялька вышла из кабинета префекта. Моя очередь была следующей. Я встала, мы столкнулись лицом к лицу и неожиданно обнялись. Лялька показалась мне усталой и постаревшей. Я спросила, как у нее дела.

Она ответила, что очень устала, много работает, через два часа улетает на неделю в Киев.

Секретарь пригласил меня в кабинет, мы с дочерью еще раз обнялись и условились созвониться через неделю.

— Чао, Акулька! — сказала Лялька и улыбнулась своей прелестной улыбкой.

Как я была счастлива! Сколько радостных планов я строила! Как мечтала!

Я позвонила Ляльке из аэропорта. Ее не было ни на работе, ни дома. Я побеседовала с ее автоответчиком.

Вернувшись в Москву, я позвонила Ляльке, и опять дома никого не было. На работе секретарь соединил меня с Мишей. Его голос звучал нейтрально:

— Лялечка очень занята. Я передам, что ты звонила. Думаю, она свяжется с тобой, когда будет посвободней.

От его голоса из глубины души поднялась загнанная туда застарелая неприязнь. Я привычно подавила ее, оставаясь приветливой до конца разговора.

Миша не сказал мне о болезни своей жены ни слова.

* * *

Начальный шок от Лялькиного звонка начал проходить. Мой мозг лихорадочно работал, составляя план действий по спасению моего ребенка.

Главное, найти врача. Безразлично, в каком городе или в какой стране.

Но как его найти?

Я встала на колени перед письменным столом и выдвинула нижний ящик. Старая записная книжка перетянута аптечной резинкой, и все равно ее рассыпавшиеся листочки торчат в разные стороны. Аккуратно раскладываю листочки на ковре.

Телефон профессора Бронштейна обведен черной рамкой.

Григорий Львович был другом и личным врачом Академика. С его помощью Лялька переводила меня из городской больницы в клинику НИИ гинекологии, где меня с трудом выходили после неудачной операции.

Если бы он был жив, обязательно бы мне помог.

На похоронах профессора я познакомилась с его сыном, живущим в Америке, и он сказал, что внук Григория Львовича Лева окончил медицинский институт и работает в клинике деда.

Я поднялась с пола и, оставив книжку на столе, пошла за телефоном.

Он обнаружился на тумбочке у кровати. Я протянула руку и толкнула стоящий там же будильник. Будильник закачался, я остановила его ладонью и увидела, что показывают стрелки.

Двадцать минут после полуночи не лучшее время для телефонного звонка незнакомому мужчине. Хорошо, я попытаюсь найти Леву Бронштейна утром. Он должен знать, какой врач и в какой стране достиг наибольших успехов в лечении рака печени.

Если не найду Леву, обращусь в Академию медицинских наук, в Министерство здравоохранения.

Волнение мешало уснуть, мешало лежать спокойно, требовало выхода в действии. Я снова и снова представляла себе лицо дочери. И не могла поверить, что у нее рак. Лицо Ляльки было бледным, усталым, осунувшимся. Но на нем не лежала печать ракового больного, а ведь я видела, как выглядели за несколько месяцев до смерти моя мама и Академик.

Все больше и больше я уверовала в возможность ошибки. Если же это не рак, то ничего не потеряно.

Временами мое возбуждение сменялось апатией, страхом, сознанием бесполезности любого действия.

Но я не позволяла себе потерять надежду.

Очередной раз взглянув на часы, я увидела, что время движется к трем, и решила просто дождаться утра.

Ой, а деньги-то! Про них я и не подумала. Что, если сумма потребуется значительная, а у Кости не окажется столько свободных денег? Придется искать, а на это уйдет время.

Не раздумывая я схватила телефон, набрала номер и с удивлением слушала гудки. Минута, две, три…

Где он, черт побери, шляется в три часа ночи?

Мелькнула мысль, что я никогда не интересовалась, где проводит господин Скоробогатов ночи. И с кем.