Золотой мираж - Джудит Майкл

— Пап, — сказал Брикс, когда Квентин ответил. Он расслышал звуки веселья на втором плане: женский смех, дребезжанье кубиков льда в бокалах, и как распевали мужчина и женщина песенку из бродвейского мюзикла. — Па, ты должен помочь мне! Я в полицейском участке в Уэстпорте. Я здесь совсем один и меня обвиняют в уби… в покушении на убийство. Я здесь совсем один, па-а! Ты должен приехать и помочь мне!

Мужчина и женщина завершили пение, и все гости зааплодировали. Пара начала новую песню.

— Пап? Пап!

— Я не приеду, — сказал Квентин бесстрастно. — Ты сам в это влип, сам и вылезай. Ты не должен бежать ко мне, как какой-то школьник: ты взрослый мужчина. Ты сам по себе, ты больше не мой сын.

Квентин повесил трубку, и музыку отрубило. Брикс начал дрожать. Он прижал трубку к уху, пытаясь думать.

— Как скоро он приедет? — спросил один из полицейских.

Брикс повесил трубку и огляделся.

— Он не приедет. Невероятный сукин сын! — выпалил он. И внезапно понял, что заплачет. Боже, мне нельзя реветь! Он сел, опустив голову, пытаясь втянуть слезы, которые уже добрались до горла.

— Мы не закончили с этими правами, которые я зачитывал, — заявил сержант Яновски. — Хотите, я начну снова?

— Зачем? — прорычал Брикс. Он все еще боролся со слезами и собирался с мыслями.

— Мы должны знать, что вы их поняли. Вы их поняли?

— Ради Бога, их поймет и младенец!

— Тогда, — он снова начал читать, — помня о своих правах, желаете ли вы отказаться от своего права хранить молчание, и будете ли отвечать на наши вопросы?

Брикс издал злой лай, означающий смех:

— Я отвечаю на ваши вопросы уже полчаса.

— Но вы в любой момент можете прекратить, — пояснил детектив Фэсшинг. — Вы можете хранить молчание.

Брикс пожал плечами.

— Тогда подпишитесь вот здесь. — Сержант Яновски положил перед Бриксом формуляр, на котором были напечатаны шесть его прав, а внизу было оставлено место для его подписи и имен свидетелей.

Брикс взглянул на формуляр. Я не должен ничего подписывать, подумал он. Но затем поглядел на список своих шести прав и подумал, какого черта, это же к нему не имеет никакого отношения. Ведь это все для преступников. Они для людей, которые ничего не понимают. Для таких, которые совсем не так умны, как он.

Он вывел свою подпись и поставил галочку рядом с «да» под вопросом об отказе воспользоваться правами.

— Что теперь?

— Вы все еще можете вызвать адвоката, — сказал детектив Фэсшинг.

Брикс покачал головой.

— Вы уверены? — спросил сержант Яновски. — Даже хотя вы и подписались здесь, вы все равно могли бы…

— Я не хочу никакого чертового адвоката, — проорал Брикс. — Хватит об этом. Обойдусь!

— Мистер Эйгер не хочет адвоката, — сказал детектив Фэсшинг, и оба полицейских по очереди сообщили это друг другу, как водевильная команда, перебрасывающая мяч. — Он отказался вызвать адвоката. Ведь правильно, мистер Эйгер?

— Правильно, правильно. Какого дьявола вы не можете успокоиться?

— Потому что мы еще не разобрались во всем. Вы еще не сообщили нам, в чем вы растворили «Хальсион».

— Я ни в чем ею не растворял, ради Бога, я ничего не делал!

— Тогда как же три миллиграмма попали ей в желудок?

— Я же сказал вам, я… — Брикс осекся, потому что ему в голову пришла мысль. Он даже удивился, отчего она не пришла раньше. — Откуда вы знаете, что там было три миллиграмма? Если вам это Эмма сказала, тогда вы должны понять, что она сама их и приняла. Никто другой не может знать, сколько она приняла.

— Врачи знаю, они этому учились. Это примерно, Брикс, но очень близко к точной цифре, потому что расчеты основаны на времени, когда они попали к ней, на симптомах, и на том, сколько времени ей понадобилось, чтобы выбраться из комы. Вот чего мы пока не знаем, это как тебе удалось ей их дать.

— Ока сама это сделала! Я сказал же вам, я дал ей…