Лаки - Джеки Коллинз (1994)

Матт опять расхохотался:

– А пойдем-ка, перекусим.

И он взял ее под руку, не ожидая отказа.

– Я очень занята.

– Но есть-то надо.

– Я заказала что-то в номер. Мне должны позвонить из Лос-Анджелеса.

– Какая ты трудолюбивая особа.

– Мне нравится моя работа.

– Да, и ты, конечно, очень многое сделала для Ленни.

– Он бы и без меня пробился. Он просто великолепен. Тебе следовало бы это понять еще в первый раз.

Матт насупился. Конечно, Ленни Голден хорош, кто спорит. Но почему Джесс прямо вся светилась, когда говорила о нем? Почему так преображалось ее лицо?

Она спит с ним. У Матта не оставалось никаких сомнений. А из этого следовало, что у него, Матта Трайнера, не было ни малейшего шанса.

Да он и раньше все понял. Понял, когда она вместе с Ленни уехала из Вегаса. И поэтому больше не добивался ее.

– Ну что же. Увидимся позже, – сказал он. – Так тебе точно ничего не нужно?

– Совершенно точно.

«Я его больше не интересую, – подумала она. – Ему на меня наплевать».

Да и стоит ли переживать?

Но она переживала.

– Расскажите мне о вашей матери, – попросил репортер «Роллинг стоунз».

Ленни медленно пережевывал большой кусок гамбургера.

– Что именно вы хотите знать? – спросил он с набитым ртом.

– Ну, ваш отец был комиком – это вы мне говорили. Братьев или сестер у вас нет. Вы перебрались в Нью-Йорк в семнадцать лет, остальное уже известно. Но вы ни разу не упомянули о матери. Она жива?

Какой соблазн избавиться от Алисы. Разделаться с ней в печати и больше никогда не иметь с ней дело. Но Алиса вряд ли смирится. Теперь, когда он прославился, она не имела ничего против тридцатидвухлетнего сына.

– Да, она жива, – сказал он.

– Что она думает о ваших сюжетах? Ваши интермедии на тему матери и сына поразительно безжалостны. Ей они нравятся? Или огорчают? Или?..

Ленни передернул плечами. Пора кончать с этим интервью. Какая к черту разница, что там себе думает Алиса! Она никогда не высказывала своего мнения. Он никогда ее не спрашивал. Единственный услышанный им за все время комментарий сводился к тому, что она посоветовала ему поменьше выражаться.

Он усмехнулся, потянулся.

– Послушайте, если вы хотите это узнать, почему бы вам не расспросить ее саму? – Быстрый взгляд на часы. – Мне пора. Увидимся позже. Вы ведь будете на концерте, верно?

Репортер кивнул и выключил миниатюрный диктофон. Ленни встал, подмигнул крутившейся неподалеку официантке, которая уже успела выпросить у него автограф, и покинул ресторан.

В три часа Олимпия пошла к себе, чтобы начать готовиться к предстоящему вечеру. Витос лежал у себя в номере и распевал голос.

– Оли-импия, – протянул он. – Ка-ак ми-ила.

– Витос, – заявила она твердо, – я приехала в этот противный игорный дворец не для того, чтобы сидеть тут без дела. Объясни, что происходит?

– Завтра я буду узнавать, – широко улыбнулся Витос, усаживаясь.

Он сказал Олимпии, что ожидает прибытия кое-каких бумаг из Испании. И не соврал. Ему срочно требовались документы, подтверждающие ликвидацию брака, но их никак не могли найти.

Она отщипнула виноградину со стола, заваленного фруктами.

– Сколько еще нам здесь торчать? – капризно заныла Олимпия детским голоском.

– Одну неделю.

– Слава Богу, не так уж долго. Кошмарное место.

Ленни надел черный кожаный пиджак, черные брюки в обтяжку, белую рубашку, расстегнув на шее, узкий галстук из черной кожи и белые кроссовки. Его светлые волосы были артистично взлохмачены.

Джесс привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Ты потрясающе выглядишь, – прошептала она.

Он был готов.

Глубокий вдох.

Кровь стучит в висках.

Вперед!