Дом на могиле - Каролина Фарр (2002)

— Трудно сказать, яд или сильнодействующий наркотик, — ответил он. — Но когда завершался погребальный обряд, женщины по сигналу жрецов опускались на колени, вместе поднимали кубки и выпивали питье. Должно быть, смерть наступала быстро и безболезненно. Во всяком случае, мне ни разу не доводилось обнаружить хотя бы малейшие признаки борьбы. Придворные дамы, рабыни, кучер, повара и личная свита спокойно умирали вместе с царицей. Признаки борьбы обнаруживались только у животных, которых приходилось убивать, потому что их нельзя было заставить выпить зелье.

Я содрогнулась:

— Но это... ужасно!

— Если рассматривать как массовое убийство. Вы можете представить себе процесс погребения царицы? Служба, пение, музыка, играющая до последнего момента... Яркие одежды, сверкающие украшения на запястьях, лодыжках и шеях, золотые листья, серебряные лепты, полудрагоценные камни на головных уборах... Шепот, разговоры, скрываемое возбуждение... Эти женщины надевали свои лучшие наряды, словно отправлялись на особое торжество. И иногда, полагаю, так и было!

— На свою смерть? — в страхе пролепетала я.

— Сомневаюсь, что они думали об этом, как о своей смерти. Сомневаюсь! Просто сопровождали свою госпожу к новому трону в новом мире. Царица была для них богиней, и они были рады служить ей всюду. Выпить из кубка означало сесть на судно, которое перевезет их на новую землю! Вот и все!

Звук гонга, призывающий к ленчу, застал нас врасплох. Я неохотно ушла из музея, радуясь, что скоро снова вернусь сюда. Здесь было очень спокойно. Даже зычный голос профессора звучал приглушенно.

Вернувшись, я с увлечением принялась за составление списка золотых, серебряных, медных и каменных предметов, булавок, бусинок, золоченых миртовых листьев, ожерелий, ножных и ручных браслетов, золотых наконечников копий и стрел.

Джон с Хусейном занимались топкой работой по очистке и реставрации, а мы с профессором осматривали и проверяли ярлыки и таблички и все записывали в медленно пополняющийся каталог.

Удача не всегда улыбалась нам. Многие металлические предметы превращались в голубой или зеленый порошок, а иногда и глиняные черепки рассыпались в пыль. Случалось, что хрупкие изделия, уже отреставрированные в результате многочасового труда, рассыпались от неосторожного прикосновения. В такие моменты мы не сдерживали своих эмоций, и даже спокойный, выдержанный Джон с горечью взрывался.

На улице снова поднялся ветер, по окнам забарабанил проливной дождь, но мы, не замечая непогоды, увлеченно трудились над бесценными сокровищами далекого прошлого.

В эту первую неделю я так уставала и так крепко спала, что не слышала бы писка крыс, если бы они даже плясали вокруг моей большой, теплой постели! Тем не менее каждое утро я проверяла защитную баррикаду, сооруженную возле скользящей панели. Тяжелый письменный стол оставался на своем месте, так же как и серебристые головки винтов. Теперь я была уверена, что тогда из-за обшивки слышала возню крыс. Но по какой-то необъяснимой причине все же, прежде чем улечься спать, клала возле постели тяжелую кочергу.

Однако к концу недели страхи улеглись. В субботу утром мы работали над мумией и ее украшениями, лежащими в каменном саркофаге. Ко времени ленча появились слабые проблески солнца. Я впервые осознала, что не выходила из дома на свежий воздух с тех пор, как приехала на остров.

Готовясь к ленчу, я глянула из окна на подсыхающую на ветру и солнце горную тропинку, вьющуюся между почти голыми деревьями. Оставшиеся листья радовали взор чудесным багрянцем. При появлении солнца море под утесом из мрачно-серого превратилось в нежно-зеленое, украшенное белыми бурунами воли. Они бурлили и пенились, разбиваясь о скалы, а зеленые воды относили назад островки белой пены.