Избранница Наполеона - Моран Мишель (2012)

– Выбирайте тогда сами, какой больше нравится, – предлагает отец. – Только давайте быстрее, и закончим говорить об этом человеке.

Меттерних кланяется.

– Дело касается и вашей супруги, ваше величество. Он же затребовал портреты всех членов монаршей семьи. Если есть картина, которую вы предпочитаете…

– Да. Самую дешевую. И вообще: не вздумайте посылать ему портреты в золоченых рамах. – Отец задерживается в дверях, потом обводит комнату взглядом. – Вот эту, – решает он и показывает на незавершенный портрет Марии на моем мольберте. Я уже изобразила ее черные глаза, маленький, изящный ротик и пышные кудри, обрамляющие ее головку. Правда, платье еще предстоит закончить, но в целом едва ли кто станет спорить, что отец сделал удачный выбор.

– Когда, думаете, он будет готов? – интересуется князь Меттерних.

Я чувствую, как опять начинают гореть щеки.

– Дней через пять. Может, семь.

Скрестив руки на груди, он разглядывает полотно. Затем поворачивается ко мне.

– Да у вас талант!

Неожиданный интерес к моей персоне заставляет меня испытать неловкость.

– Ничего особенного. До Марии мне далеко.

– И давно вы рисуете?

– Три года.

– А сколькими языками владеете?

– К чему этот допрос? – вмешивается отец, возвращаясь в комнату.

– Да так… – поспешно отвечает князь Меттерних. – Обыкновенное любопытство.

Но когда он снова поворачивается ко мне, я вынуждена сказать правду:

– Шестью.

Он расплывается в довольной улыбке.

– Одаренная, как и полагается габсбургской эрцгерцогине.

Глава 2. Полина Бонапарт, княгиня Боргезе

Дворец Фонтенбло, Франция

Октябрь 1809 года

Перед тем как встретиться с ним, я стою перед зеркалом и, по обыкновению, поражаюсь собственной красоте. Нет, не такой красоте, как у Жозефины. У этой женщины только и есть, что большие коровьи глаза и пышная шевелюра. Я говорю об утонченной красоте, как у мраморных изваяний Бартолини. Мне двадцать девять, и можно было бы предположить, что красота уже начала увядать. Но это не так: моя талия все так же стройна, а поскольку рожала я только один раз, то и грудь по-прежнему высока и упруга. Я верчусь перед зеркалом, чтобы разглядеть свой греческий наряд со спины. При свечах он восхитительно прозрачен.

– Поль! – зову я, и мой камергер мгновенно является.

Это мой самый верный союзник, мой несгибаемый телохранитель. Когда семь лет назад я нашла его в Сан-Доминго, я дала ему новое имя, сходное со своим. Теперь, после обретения независимости, они называют свое государство Гаити. Но для французов эта колония навсегда останется Сан-Доминго.

– Он здесь? – спрашиваю я.

– В холле, ваше высочество.

– И как выглядит?

Поль со мной честен.

– Вид несчастный.

Стало быть, Жозефина явилась, и разговор состоялся. Не сомневаюсь, она бросилась к его ногам, умоляя о прощении. И брат, разумеется, ей посочувствовал. Но на этот раз о прощении не может быть и речи. Это вам не интрижка с молоденьким лейтенантом – это уже непростительная ложь. Почти четырнадцать лет она внушала ему, что у него не может быть детей. Что не она, а он повинен в том, что у него никогда не будет наследника. И тут появилась пани Валевская. Хорошенькая блондиночка, мужняя жена, которая в конце концов бросила супруга ради моего брата. И все переменилось. Боже мой, да я готова ее расцеловать! Надо будет послать ей бриллиантовую брошь. Пусть знает, какую службу она сослужила Бонапартам, наконец ввергнув в опалу императрицу Жозефину и послужив падению этой ненавистной Богарне.

– Пригласить его, ваше высочество?

Я возвращаюсь к зеркалу – терпеть не могу эту уродливую громадину в золоченой раме, подаренную мне на свадьбу вторым мужем! – и изучаю свое отражение. Волосы у меня схвачены простой нитью жемчуга, и я расправляю их по плечам наподобие длинной черной шали.