Настоящее сокровище - Сюзанна Симмонс

Этим утром на ней были черные шелковые брюки, розовая кашемировая туника и черные плетеные сандалии, кожаные ремешки которых обвивали стройные лодыжки.

Просто, стильно, шикарно.

Красивые лодыжки, подумал он.

Ногти ее были покрыты бледно-розовым лаком, на шее висела длинная золотая цепочка со старинным медальоном.

При ярком свете дня ее волосы, стянутые в хвост шелковой розовой лентой, казались абсолютно красными. На лице девушки он не заметил никакой косметики, за исключением тонкого слоя розовой помады на губах. Сейчас она выглядела еще более юной и прекрасной — и розовой, — чем вчера.

Митчелл вспомнил слова миссис Ван Аллен, сказанные ею в тот момент, когда Тори появилась на парадной лестнице. Эта старая карга удивлялась пристрастию рыжих женщин к розовому цвету.

А вот он предпочитал Тори в розовом.

— Разве ваши слуги не привыкли рано вставать? — произнес он вслух давно крутившийся у него в голове вопрос.

— Обычно они встают с рассветом. — Тори сделала короткую паузу. — Но я всегда даю им на следующее утро выспаться.

— На следующее утро? — Без обычной порции кофеина его голова отказывалась работать.

Должно быть, все-таки сказывается разница в часовых поясах. Или недосыпание.

Но как бы там ни было, сейчас он отдал бы все что угодно за одну-единственную чашку крепкого черного кофе.

— На следующее утро после бала, — ответила Тори. — На них ложится основная тяжесть по подготовке и проведению бала, и они отправляются спать лишь под утро.

— А во сколько сегодня легли вы? — Он надеялся, что его вопрос не покажется ей слишком бесцеремонным, ибо бесцеремонность была не в его стиле.

— В половине седьмого.

Он взглянул на часы. Одиннадцать.

— У вас была короткая ночь.

— Да, у меня была короткая ночь.

— Это вам, — вспомнил вдруг Митчелл и вручил ей огромную коробку, перевязанную розовой лентой.

Ее глаза зажглись радостью.

— Мне?

— Вам.

Тори положила коробку на антикварный позолоченный столик и быстро распаковала ее.

— Ах, какие длинные стебли! — воскликнула она, увидев роскошные розовые розы. — Это мой любимый цвет.

— Я рад.

— А как вы догадались?

— Не знаю. — Он выбрал их по наитию.

Тори наклонилась и вдохнула свежий сладкий запах.

— Почему вы решили сделать мне подарок?

— Французы называют это douceur.

— Дар в знак примирения, — быстро перевела она и посмотрела на него. — А разве мы ссорились?

— Нет. Пока нет.

Она засмеялась, и звук ее смеха напомнил ему мелодичный перезвон колокольчиков, задетых легким ветерком.

— Вы считаете, мы можем поссориться? Он от души надеялся, что этого не случится.

— Ах-х, — сказала Тори, протянув междометие втрое дольше положенного. — По-моему, эти розы ждут не дождутся, чтобы стать douceur.

Она помолчала немного.

— Видимо, вы предполагаете, что мы поссоримся из-за вашей истории. Вы боитесь, что она не понравится мне. — Тори собрала обрывки упаковки и повернулась к нему: — Пойдемте поставим цветы в воду.

— А куда нужно идти?

— На кухню.

— О-о, туда дорогу я знаю. Тори опять засмеялась.

— А как чувствует себя Маккламфа?

— Лучше.

— Рада слышать.

Он догнал ее тремя быстрыми шагами.

— Я думаю, за это следует благодарить вашу мисс Фрэйзер.

Тори искоса посмотрела на него:

— Элис? Он кивнул.

— Она сумела убедить его, что ничего страшного не произошло и через неделю все забудут о происшествии.

— Элис Фрэйзер — удивительная женщина, — сказала Тори. Они завернули за угол и пошли по коридору. — Она настоящее сокровище.

— Вы любите ее.

— Очень.

— И давно вы знакомы?

— Уже десять лет. — Ее голос прозвучал глухо. — Даже чуть больше. — Девушка помолчала еще минуту и тихо добавила: — Она появилась в нашем доме незадолго до смерти моих родителей.