Женская месть - Нора Робертс (2002)

– Вопрос в том, чего хочу я. Это ожерелье принадлежит мне.

– Но даже если тебе посчастливится выбраться из Якира с ним, ты никогда не сможешь объявить публично, что оно у тебя, никогда не сможешь его носить.

– Но оно мне нужно не для того, чтобы обладать им или носить его. – В глазах Адриенны снова вспыхнул опасный огонь. – Я хочу забрать его, чтобы он узнал, как я ненавижу и презираю его.

– И ты думаешь, для него это важно?

– Что дочь его ненавидит? Нет. Дочь там для мужчины значит меньше чем ничего. Это просто товар, которым можно распорядиться, как он и распорядился другими своими дочерьми, обеспечив себе с их помощью политическую выгоду. – Адриенна снова бросила взгляд на портрет. – «Солнце и Луна» значит для отца очень многое. Это предмет гордости, знак силы и власти. Если оно уйдет из рук королевской семьи, значит, надо ждать беды – революции, кровопролития и краха власти.

– Так ты хочешь отомстить своему отцу или всему

Якиру?

Адриенна заставила себя вернуться к жизни. Глаза ее, затуманенные, как если бы она грезила наяву, прояснились.

– Я бы могла это сделать – причинить боль стране и отцу. Впрочем, я предоставлю решать ему. Абду никогда не станет рисковать ни своей властью, ни положением Якира. Речь идет о его гордости. Он пойдет на все, чтобы вернуть ожерелье.

– И возможно, его гордость восстанет против тебя, и ты пострадаешь.

– Да, но на этот риск я иду добровольно. – Адриенна серьезно взглянула на него. – Пока ничего больше не говори. Я хочу тебе показать кое-что еще. Пойдешь со мной?

– Куда?

– Придется тебе надеть пальто. Я покажу, куда ехать.

Снег теперь падал сплошной пеленой; подгоняемый ветром, он заполнял проходы между зданиями. Набросив норковое манто прямо поверх домашней одежды, Адриенна попыталась расслабиться в тепле лимузина. Она никому еще не рассказывала о себе так много, даже Селесте, никому не показывала того, что теперь собиралась показать Филиппу. Хотя она и пыталась это отрицать, для нее имело значение его мнение. Первый раз за долгие годы одиночества ей понадобились поддержка и одобрение близкого человека.

Восточная сторона этого района была менее многолюдной, чем та часть Сентрал-парка, где она жила. Покров снега почти скрывал грубые надписи на стенах, нанесенные жидкой краской из пульверизатора, и все же кое-где они были заметны. Окна многих домов были заколочены. Машины доставляли сюда жаждущих и горящих нетерпением пассажиров. Постучав в нужную дверь, можно было получить пакетик первоклассного героина, а можно было получить и нож в спину. Филипп никогда не бывал здесь прежде, но понял, что это злачное место.

– Странный квартал ты выбрала, чтобы наносить новогодние визиты.

Адриенна заправила волосы под норковую шляпу.

– Мы ненадолго, – сказала она шоферу. Он кивнул, искренне надеясь, что так оно и будет.

– Что мы здесь делаем? – едва скрывая раздражение, брезгливо поморщился Филипп, когда они двинулись вдоль зловонной сточной канавы. – Здесь тебе могут перерезать глотку за одни только туфли, а ты разгуливаешь в норковом манто.

– Оно теплое. – Адриенна пошарила в сумке, стараясь найти ключи. – Не волнуйся. Большинство людей, живущих в этом квартале, – мои знакомые.

– Хорошая новость.

Филипп взял ее за руку, когда она начала подниматься по скользким сломанным ступеням.

– Будем надеяться, что у твоих знакомых сегодня не гостят их родственники из другого города. Что это, черт возьми, за место?

Адриенна открыла один за другим три замка. Когда она отворила дверь, ее голос ворвался в комнату, а потом эхо вернуло его обратно.

– Это помещение принадлежит мне.

Филипп закрыл за собой дверь, но ничто не могло спасти их от холода.

– Ты никогда не упоминала, что у тебя есть гнездышко в трущобах.

– Я купила этот дом.