Рисунок по памяти - Татьяна Воробьёва (2018)

Вид у обоих был мрачный, что, впрочем, не удивляло. По долгу службы ему часто приходилось видеть человеческие трагедии и родственников, раздавленных внезапной потерей близких. И поэтому, когда Гарсия попросил поднять материалы по аварии пятилетней давности и проследить за неожиданными гостями, родственниками погибшей, Лефевр согласился, не только потому что был в долгу у старого друга, но и потому что знал, насколько важно для людей знать, что произошло с их родными и любимыми. Именно поэтому Франсуа Лефевр отдал половину жизни, служа в жандармерии с низкой зарплатой и сволочным начальством.

В участке мужчина не стал тянуть резину и, усадив гостей за свои служебный стол, положил перед ними папку с материалами по делу, предварительно убрав снимки обожженных тел погибших.

— Было установлено, что авария произошла по вине второго водителя, у которого случился сердечный приступ, из-за чего он потерял управление, — произнес полицейский, озвучивая написанное в отчетах. — Роковое стечение обстоятельств.

Он пододвинул к Саиду небольшой прозрачный пакет, в которых обычно хранят улики. Мужчина не сразу понял, что там лежал, но взяв пакетик в руки, Саид почувствовал, как руки в один миг похолодели, а по телу пошли мурашки. Это был нефритовый кулон Жади, камень в серебряной оправе. Словно символ трагического ухода его хозяйки, под воздействием огня камень треснул и местами раскрошился, а серебряная оправа оплавилась, потеряв форму, но остался узнаваемым.

— При пожаре мало, что уцелело, так что установить личность погибшей было трудно.

— Жади, — прошептал Саид, сжимая кулон в ладони. — Я могу его забрать?

— Да, конечно, — кивнул Лефевр. — К сожалению, по законам нашей страны, мы не могли захоронить тело вашей жены, оно было кремировано.

Саид кивнул головой, на миг закрывая глаза и вознося Аллаху молитву о душе женщины.

— Если вы готовы, то мы можем поехать в приют? — осторожно спросил полицейский у Саида.

— Да, конечно, — встал из-за стола тот.

Дядя Али, сидевший все это время рядом, тоже поднялся.

— Девочке повезло, если можно так выразиться, — продолжал разговор полицейский, — Она попала в один из лучших приютов Бордо. Я позвонил директрисе, нас уже там ждут.

В приюте их действительно ждали. Мадам Морель, директриса с доброжелательной улыбкой, — предложила им чай, кофе. После такого же вежливого отказа женщина начала разговор:

— Мне очень радостно, что у Зое нашлись родственники, отец, но не сочтите за оскорбления, Вы бы могли предоставить какие-либо доказательства вашего родства.

— Конечно, мадам, — Саид вытащил из внутреннего кармана пиджака фотографию, на которой Жади, Хадижа и Саид выглядели счастливой семьей.

Фото было снято в день рождения, последнее, которое девочка праздновала дома, а также свидетельство о рождении и свой паспорт. Женщина просмотрела все это, чуть хмурясь, потом вытащив папку из ящика стола, положила ее перед мужчиной.

— Это личное дело Зое Вебер.

На первой странице на него смотрела Хадижа именно такой, какой он ее помнил, но чем дальше он листал, тем меньше было сходства между молодой светловолосой девушкой, такой же, как и множество ее западных сверстников, и маленькой Хадижей, что мечтала о счастливом замужестве.

— К сожалению, мы ничего не знали ни о девочке, ни о ее религии. Даже имя было дано ей в больнице, где она лечилась после аварии. Поэтому жила и училась она, так же, как остальные воспитанники. Также посещала каждое воскресение местную католическую церковь.

— Мы понимаем, — кивнул дядя Али. — В этом нет вашей вины.

Тут в кабинет постучали, и в дверях появилась молодая женщина:

— Простите, мадам, я не знала, что вы заняты. Зайду попозже.

— Подождите, мадам Матие. Не могли бы вы пригласить мадемуазель Вебер ко мне?

— Да, мадам, — кивнула женщина и скрылась за дверью.