Такое кино - Ольга Тартынская (2013)

Работа заняла все мысли Ани, вытолкнув из памяти утренние неприятности. И только во время обеда она вспомнила о предстоящей встрече с Туринским. Подумала, не пойти ли и не сказать об этом Жене. Они часто сталкивались в коридорах «Мосфильма». Однако, поразмыслив, решила пока ничего не говорить. Мало ли что собирается сообщить ей Виктор Алексеевич.

В шесть часов как раз образовался небольшой перерыв в съемках, и Аня безболезненно покинула площадку. Она явилась в назначенное место, когда Туринский уже сидел за столиком и что-то жевал.

Увидел ее и заметно обрадовался:

— Ань, садись. Что-нибудь будешь есть-пить?

— Я обедала недавно. Разве что соку выпью.

Туринский метнулся к буфетной стойке, вернулся и поставил перед девушкой бокал с соком.

— Спасибо. — Аня смотрела на него с любопытством.

Надо же, дочерью назвал на проходной. Пятнадцать лет не вспоминал, а тут — на тебе, «дочь»! А он неплохо выглядит, даже влюбиться можно. Моложав, поджарый, сухой, высокий. А за эти глаза полжизни можно отдать! И плевать, что седой весь. Красивый мужчина и вовсе не старый. Вполне понимаю маму: рядом с ним другие мужчины блекнут. Зачем-то пригласил… Она была заинтригована.

Между тем Туринский достал сигареты, машинально предложил Ане. Она взяла.

— Ты куришь? — запоздало удивился режиссер.

— Уже лет десять, — усмехнулась Аня.

— Да, я виноват перед вами, бросил… — пробормотал Виктор Алексеевич.

— Ничего, как видите, мы выжили, — снова усмехнулась она.

— Почему на «вы», Ань? — всполошился Туринский. — Я не чужой тебе.

Аня стряхнула пепел в толстую стеклянную пепельницу, стоявшую на столике.

— Я уж и не знаю, как обращаться, на «ты» или на «вы». Вроде бы росла на твоих глазах, а с другой стороны — знаменитый режиссер, гордость российского кинематографа.

— Да брось! — поморщился Туринский. — Хоть ты пощади.

Аня снова с любопытством посмотрела на него.

— Ты хотел мне что-то сказать… — напомнила она.

Виктор Алексеевич задумался. Аня ждала.

— Даже и не знаю, как сказать-то… Ничего конкретного. — Он вдруг покраснел, как мальчишка, и в Ане поднялось теплое нежное чувство к нему.

Господи, мужчины как дети. Они так ранимы, так трепетны.

— Я подумал, может, ты поговоришь с Женькой… Мне нужна ее помощь.

Аня насторожилась.

— Какая помощь?

Туринский вздохнул и снова закурил.

— Понимаешь, хочу снять что-нибудь настоящее. Пора уже. И вот чувствую, что без ее участия мне не справиться.

Аня посуровела.

— Знаешь, Вить, я бы не хотела, чтобы ты снова ее подвесил.

— Как это? — В глазах его мелькнул испуг.

— Ну, так. Маме надо устраивать свою жизнь, не девочка уже. Она ведь была готова к новому, к общению, поиску. Тут опять появился ты — и все! Снова замкнулась: работа — дом. Оставь ее в покое, а?

Туринский слушал ее внимательно, напряженно.

— Ты считаешь, нужно оставить ее в покое?

— Ну да! Что ты можешь ей дать кроме новых страданий? Ты ведь женат, у тебя налаженная жизнь, блестящая карьера, зачем тебе еще мама? Ты ее терзаешь, пойми.

Аня разволновалась и тоже схватилась за сигарету.

— Она могла бы получить интересную работу, хорошо оплачиваемую, между прочим, — неуверенно пробормотал Туринский.

— У нее есть интересная работа!

— Костюмера? — усмехнулся режиссер.

— Да, костюмера! — отрезала Аня.

— Да ты знаешь, что она может, на что способна? — взволновался режиссер.

— А ты знаешь, что она почти пятнадцать лет просидела дома перед телевизором с пакетом семечек?

Виктор Алексеевич нахмурился и умолк. Аня продолжила, постепенно заводясь:

— Ты представить не можешь, с каким трудом мне удалось ее вытащить из дома, заинтересовать хотя бы съемочным процессом. У нее же никого не было без тебя, ты можешь это понять? Ни одного мужчины! Пятнадцать лет коту под хвост!