Иллюзии - Кэтрин Стоун (2003)

Кричал ли его брат перед смертью, взывая о помощи? Чейз этого не знал. Во вторник ночью он был так погружен в убийство в Сан-Франциско, что далекий агонизирующий крик, пусть даже от его брата-близнеца, мог быть лишь едва слышным шепотом в неистовстве близкого грома.

Но Чейз Карлтон скучал по своему брату-близнецу — как он скучал по нему каждую секунду своей одинокой беспросветной жизни. До сего дня тоска по брату отзывалась просто глубокой необъяснимой болью в его раненом сердце. Но сейчас его отсутствие стало фактом, и это было уже навсегда; и Чейз, оплакивая его смерть, начал понимать чувства горевавших семей, которые не хотели верить в гибель своих близких. Если его брату суждено было умереть, то Чейз хотел, чтобы это был несчастный случай, легкое погружение в море, которое они оба любили, а не злое желание женщины, которая должна была его любить, но не любила.

Образ брата-близнеца, одиноко стоявшего на палубе и утонувшего в магических глубинах моря, стоял у него перед глазами. Но Чейз отогнал от себя это видение и вернулся к словам лейтенанта, специализировавшегося на убийствах, мотивом которых были жадность и страсть, и сейчас этот человек решительно и с глубокой убежденностью заявлял, что Виктора Кинкейда убили.

— Вы сказали, что его жена скрывает что-то важное?

— Да. Она говорит, что они вместе пообедали в Клермонте, их поместье в Белэр, после чего он уехал примерно в половине девятого, чтобы покататься на яхте. Что-то подсказывает мне, что обед не доставил им удовольствия, и я так же скептически отношусь ко времени, которое она указывает. В это время поездка в гавань занимает около тридцати минут, а мы знаем, что он приехал туда примерно в половине одиннадцатого. Я уверен, что Джиллиан Кинкейд врет относительно подробностей того вечера, и я не удивлюсь, если она врет и во всем остальном.

— В чем именно?

— В том, что их почти шестилетний брак был счастливым.

— Я уверен, что окружающие знали бы о том, что их брак не был благополучным.

— Если кто-нибудь и знает, то тщательно скрывает это. Ее семья всеми силами защищает свою дочь. Эдвард Монтгомери, ее отец, весьма уважаемый адвокат. Он очень уклончиво отвечал на мои вопросы, когда мы занялись этим делом. А сейчас, когда дело официально закрыто, он утверждает, что мы не сделали ничего, чтобы найти убийцу.

— Он знает, что вы подозреваете в убийстве его дочь?

— Конечно, знает. А почему бы и нет? Джиллиан тоже об этом знает. Давайте смотреть правде в глаза: у нее для этого были все основания. Детей у них нет, и после смерти мужа она наследует его состояние, включая половину акций самой процветающей в Голливуде киностудии.

— Как она реагировала на обвинение в убийстве?

— Спокойно и безмятежно. Ее мачеха — хирург, человек весьма уважаемый в медицинских кругах, так же как ее муж — в юридических. Согласно мнению Клаудии Монтгомери, реакция ее падчерицы объясняется обычным шоком.

— Такое может быть. Возможно, их брак был счастливым, — заметил Чейз, надеясь, что хотя бы его брат нашел в жизни счастье и любовь.

— Возможно, — вздохнул Джек. — Если говорить честно, я бы очень хотел, чтобы мой инстинкт на этот раз мне изменил. Трагично умереть в возрасте тридцати четырех лет. Мне хотелось бы надеяться, что Чейз был счастлив.

— Чейз?

— Да. Его звали так же, как и вас. Это было его среднее имя — от фамилии семьи его матери. Все знали его как Виктора, но он предпочитал имя Чейз. Так его звали родные и друзья.

«Его имя. Он предпочитал имя Чейз».

Помолчав какое-то время, Чейз Карлтон задал вопрос о Чейзе Кинкейде, надеясь услышать, что его погибший брат-близнец был хоть раз счастлив за свои тридцать четыре года:

— Вы знали его?