Мой единственный - Джил МакНейл (2006)

— Нет, не пропала. Видишь, я ее поймал. — Он запихивает свою зубную щетку в сливное отверстие, при этом она ужасно сгибается, и достает малюсенький кусочек пасты. — Я вообще ненавижу эту зубную пасту, она щиплется. Вот у Джеймса действительно хорошая паста.

— Неужели с ароматом сосисок?

— Не глупи, мама, с ароматом клубники.

— Ты же говорил, что тебя от него тошнит.

Последнюю реплику он игнорирует, как и любые другие неопровержимые доказательства.

— Если мне приснится сегодня страшный сон, то можно, я приду в твою кровать?

— Можно, но постарайся заснуть в своей кроватке.

— Но иногда мне так страшно, что я даже не могу встать. Ведь это ужасно, правда, мама?

Он молчит некоторое время, давая мне возможность осознать всю силу его чувства.

— Но много лучше сразу засыпать в твоей кровати, так что не придется вставать и переходить. — Он улыбается, очень довольный логикой своего рассуждения.

— Да, конечно, но мне в таком случае достанется только четыре дюйма матраса и малюсенький кусочек одеяла. Так что лучше тебе заснуть в своей кровати, и, может быть, тебе приснятся хорошие сны.

— Нет, не приснятся. Мне приснятся очень плохие сны, и все из-за тебя. На самом деле, я просто умираю от голода. Мама, можно я возьму мандаринку в кровать?

— Нет, в прошлый раз ты сел на нее, и все испачкалось.

Я подталкиваю его по коридору к спальне, и мне даже удается уложить его в кровать, где он немедленно превращается в ангела в пижамке и смотрит на меня своим умоляющим взглядом, но мне удается выстоять, и он постепенно соглашается остаться в своей постели, если я: а) — поглажу его спинку пять минут круговыми движениями, а не вдоль, потому что если вдоль, то чешется; б) — ночник останется включенным; в) — на завтрак он съест мандаринку, но без кожуры и этих беленьких штучек; г) — если я увижу оборотня на лестнице, то сильно стукну его по голове.

Через двадцать минут я снова поднимаюсь к нему и вижу, что он крепко спит, заснув, по-видимому, как все дети, быстро и неожиданно для самого себя, посередине какого-то занятия. Его руки и ноги широко раскинуты, в одной руке у него детальки «Лего», а в другой — кинжал. Я опять ловлю себя на мысли, что, как бы сильно мы ни любили их, мы любим их еще больше, когда они спят.

Я просыпаюсь утром очень рано, потому что Чарли ночью все-таки залез в мою кровать и теперь мне очень холодно, а его маленькая попа прижата к моей шее. Он стянул на себя почти все одеяло, а я нахожусь на самом краешке кровати, и шея онемела от неудобной позы. Просто удивительно, как один маленький мальчик может занимать столько места, а ведь он умудрялся это делать, даже когда был совсем крошкой. Я знаю, что больше заснуть не получится, поэтому встаю, завариваю чай и кладу свежую еду в птичью кормушку за окном. Следующие десять минут я не могу оторваться от птиц, наблюдая за тем, как они одновременно пытаются съесть как можно больше еды и при этом сохранить способность летать.

Завтрак проходит очень хорошо, и мы успешно отправляемся в школу благодаря тому, что молочника сегодня нет. Все идет просто замечательно до тех пор, пока мы не замечаем фазана, безмятежно разгуливающего по лесу совсем близко от дороги. Фазаны — любимчики Чарли, и мы останавливаем машину, чтобы поговорить с ним, иначе Чарли раскапризничается, и его будет просто не оторвать от дверцы машины, когда мы приедем в школу. Мы обнаружили, что фазаны бегают как сумасшедшие, если попытаться к ним приблизиться, но если остаться в машине, то они чувствуют себя в безопасности и мирно пасутся рядом с машиной. Надо полагать, это уже не спорт, да и не охота, если в них можно стрелять, практически не выходя из машины. Я чувствую себя очень глупо, но Чарли так доволен, что я совсем теряю ориентацию во времени.