Месть женщины - Наталья Калинина (1995)

Ваня вдруг вскочил и бросился к лестнице, спускавшейся к реке. В темноте он не сразу нашел проход между кустами, поцарапался о колючки. Он обнаружил, что лодки на привычном месте нет.

Не раздумывая, он стянул джинсы, забыв, что под ними нет ничего. Вошел в спокойную теплую воду и поплыл под звуки вальса Штрауса, доносившиеся с похожего на большой праздничный торт теплохода.

Скоро он услышал, как шлепают о берег волны — совсем как морской прибой. Музыка постепенно затихала вдали. Ноги коснулись дна — начиналась мель, протянувшаяся на километр, если не больше, вдоль судоходного фарватера.

И тут он услышал веселый смех Инги.

— Не догоните, — говорила она запыхавшимся от возбуждения голосом. — Ни за что не догоните… Ой, как нечестно. — И снова она растеклась струйками смеха. — Я так боюсь щекотки. Ой, щекотно как…

Ваня ринулся на Ингин смех. Вода громко плескалась вокруг его ног.

— Там кто-то есть, — услышал он его голос. — Эй, кто? Отзовись!

Ваня налетел на него, стоявшего по пояс в воде, и стал ожесточенно молотить кулаками по спине, плечам, голове. Он не сопротивлялся — вобрал голову в плечи, сгорбил свою худую спину, и эта покорность еще больше бесила Ваню.

— Я убью тебя! — кричал он, захлебываясь яростью. — Как ты смел! Мерзость… грязь…

Он толкнул его со всей силы руками в спину, потом еще и еще. И почувствовал, как потемнело в глазах.

Падение было бесконечно долгим. Над ним сомкнулась вода, а он все еще продолжал куда-то падать. Обступила темнота, но она была какой-то зыбкой и мягкой. Он провалился сквозь нее вниз, вниз, еще глубже…

— И не подумаю, — услышал он голос Инги. — Я ничего дурного не сделала. Это он набросился с кулаками на отца и хотел его утопить. Пусть скажет спасибо, что отец вытащил его из воды и принес домой. Ох, и сильный же он. И такой добрый. Я бы ни за что не простила. Я очень гордая.

Ваня открыл глаза и увидел над собой заплаканное лицо Нонны. Сзади стояла Инга, завернутая в кусок цветастой материи и подпоясанная все той же косынкой в горошек.

— Пускай она уйдет, — сказал Ваня, глядя на Ингу. — Тетя Нонна, скажите, чтоб она ушла.

— И не подумаю, — с вызовом заявила Инга. — Сам уходи, если хочешь. Это моя комната.

Ваня попытался подняться. Это удалось не сразу — сильно кружилась голова. Наконец с помощью Нонны он встал на ноги.

— Тетя Нонна, возьмите меня к себе на веранду, — попросил он ее. — Там так уютно и… спокойно.

Он не ведал, что творится вокруг, знал только, что на улице идет сильный дождь, гремит гром, сверкает молния. Он лежал в больших разноцветных подушках, укрытый теплым лоскутным одеялом, и смотрел на ветку тополя, то и дело подхватываемую и выворачиваемую наизнанку порывами ураганного ветра. Стекла веранды дрожали и мелодично позвякивали под потоками ливня, и эта музыка казалась ему самой прекрасной в мире. Это была музыка покоя и уюта, заключенного в небольшом пространстве веранды, омываемой и сотрясаемой стихиями. Этим уютом и покоем наполнялась его душа, клетка за клеткой расслабляя сжатое судорогой неимоверной боли тело.

— Болезненный мой, жалкий, — приговаривала Нонна, кормя Ваню с ложки. — Большой, красивый, а душой дитя совсем. Да все мы, как я погляжу, дети душой. Я тоже. Но дети и злыми бывают. Дети чужую боль не понимают, зато о своей громкими слезами плачут. Кушай, кушай, мой славный. — Она вздыхала. — Вот и сынка Господь послал. Хоть и на несколько деньков, а все равно радостно. Небось уедешь скоро, забудешь свою глупую мамку Нонну.

— Никуда я не уеду, — сказал Ваня, вытирая салфеткой рот. — А она пускай мотает отсюда. Сегодня же.

— Куда же сегодня — буря на дворе. Ни «ракеты» не ходят, ни автобусы, — возразила Нонна.

— Плевать я хотел. И еще бы хорошо было, если бы…

Ваня замолчал и закрыл глаза. Она догадалась.

— А ему-то куда ехать? Он бы и рад, да… Нет, нельзя ему никуда ехать.