Все ради любви - Элис Петерсон (2015)

Лукас звонил мне на неделе и сказал, что, возможно, в выходные ему придется работать – окончательно все станет понятно в последний момент. В прошлом году, например, он не приехал. Сразу почувствовал мое недовольство и поторопился с предупреждением: «Только не надо истерик, Дженьюэри!»

Лукас работает финансовым консультантом в одной из крупных британских банковских групп, и я могу понять, что у него не самая простая работа и его должность требует больших временных затрат, но все же хотелось бы, чтобы приоритетной для него была не карьера, а семья. Дедушка, конечно, не жалуется, но в глубине души я знаю, что ему обидно.

Когда я вижу Айлу в кроватке, с высунутой из-под одеяла ручкой, с мягкими шелковистыми волосами, спадающими на подушку, мне сразу становится спокойнее, и все тревожные мысли о Лукасе, дедушке и Уорде исчезают. Хорошо, это катастрофа, но есть вещи и похуже. Скажем, гражданские войны. Тут хорошо посмотреть на ситуацию под другим углом. Оплошала ты, Дженьюэри, но это ведь не конец света. Я желаю дочери спокойной ночи.

«Когда дела плохи, это тебя бодрит, ты сразу мобилизуешься, – слышу я в голове голос бабули. – А утро вечера мудренее…»

4

1988 год

– Тот, кто первым увидит море, получит мороженое, когда мы пойдем на пляж, – говорит бабуля каждый раз, когда мы отправляемся в Корнуолл на лето. Мы едем в Сент-Остелл. Это на южном побережье, недалеко от Бодмина.

Я смотрю на Лукаса. У него на коленях желтый кассетный аудиоплеер. Мне девять лет. Моему брату – двенадцать.

– А я уже вижу море! – говорю я.

Лукас снимает с головы наушники.

– Мы за много миль от моря, дурочка.

Бабушка поворачивается к нам.

– Так! Ну-ка прекратите ссориться.

Она протягивает мне коробочку с обсыпанными сахарной пудрой конфетами.

Дедушка включает свою любимую оперу и причитает, жалуясь на персонал службы доставки – сегодня вся наша мебель отправится вместе с нами в Корнуолл. Потому что на этот раз мы собираемся туда насовсем. Мой прадедушка, то есть дедулин папа, Мик, умер и оставил нам свой дом. Он называется Бич-Хауз, очевидно, потому что находится у моря. Лукас не хотел уезжать из Лондона и пригрозил сбежать.

– Слушай, дорогой мой, – наконец взорвалась бабушка. – Пока мы за тобой присматриваем, будешь жить по нашим правилам. Когда тебе исполнится восемнадцать, делай как знаешь.

– Жду не дождусь, – ответил Лукас, припечатав меня суровым взглядом своих темных глаз.

Я опускаю голову и рассматриваю синяк на руке. Закрываю глаза и снова вижу, как Тоби Браун бьет меня с размаху ногой в модных кедах. Он зло смеется, а я изо всех сил стараюсь не плакать – не хочу доставлять ему такого удовольствия. Он совсем близко, прижимает свое лицо к моему, и шепчет: «Круто, что твои родители сдохли!» Мама и папа погибли в автокатастрофе, когда мне был всего год, а Лукасу не было и трех лет. Тоби однажды даже стащил мой кардиган, а в конце дня я обнаружила его в своем шкафчике мокрым и пахнущим мочой.

– Зачем он так, бабушка? – спросила я робко, глядя, как бабуля кладет кардиган в стиральную машину.

– Такие люди, как Тоби, они всегда выбирают мишень. Если бы это была не ты, это был бы кто-то еще, – бабушка обнимает меня и гладит по спине. – Но, конечно, это не значит, что можно так себя вести. Обещаю тебе, что сделаю все, чтобы это больше не повторилось.

Она считает, что решение переехать в Корнуолл – новый старт для нашей семьи. Дедушка рассказывал, что они всегда хотели уехать из Лондона, потому что жили там уже более сорока лет. Последние же девять лет мы жили в Хэмпстеде.

– Каким бы печальным ни был повод для переезда, перемены – всегда к лучшему, – считала бабушка.