Отель Вавилон - Имоджен Эдвардс-Джонс, Мистер X (2008)

Когда я только пришел сюда работать, это была любимая шутка: подсунуть Андрэ побольше кофе. У него проблемы с сердцем, поэтому ему вообще противопоказано баловаться крепкими напитками, но по утрам он непременно выпивает два эспрессо. После одиннадцати же позволяет себе исключительно кофе без кофеина. Признаться честно, Андрэ бывает приличной сволочью. Он из тех управляющих, которые, когда зал полностью готов к ужину, тайком убирает со стола вилку и заставляет все еще раз проверить, и если ты не замечаешь пропажу, устраивает тебе встряску. Поэтому-то официанты специально накачивают его кофеином. Когда перед началом ленча или ужина он просит кофе без кофеина, подсовывают ему тройной эспрессо, надеясь отправить его в стратосферу. Сегодня, судя по испарине на белом лбу, явно один из стратосферных деньков. Всегда представляю себе, как однажды он не выдержит и упадет замертво. Тогда, возможно, кое в ком из официантов заговорит совесть.

Замечаю мистера Мэйсона у дальней стены. Он трапезничает с двумя другими лысыми джентльменами в галстуках. Приближаясь, вижу на их столике красное «Палмер Шато Марго» 1989 года по четыреста пятьдесят фунтов за бутылку. По-видимому, что-то празднуют. Протягиваю записку, мистер Мэйсон театрально извлекает бумажник из кармана брюк. Стою, улыбаюсь и жду, прикидывая: здорово, если достанет коричневую купюру, хотя голубая тоже сойдет. Мэйсон же выуживает из глубин кармана и кладет мне на ладонь пятьдесят пенсов. Так и подмывает перевернуть руку, чтобы монета упала на пол. Но за душой ни гроша, а мелочь, скапливаясь, выливается в какую-никакую сумму.

Возвращаюсь к стойке, должен признать, совсем павший духом. Греет единственное: мысль о скором приезде техасца.

14.00–15.00

В данную минуту в вестибюле относительно спокойно. Лиз постукивает нейлоновыми ногтями по стойке и, причмокивая, сосет мятную конфету из вазы для посетителей. Перед ней паспорта парочки французов, которые только вселились. Подсчитав, сколько женщине лет, Лиз расплывается в улыбке.

— Можешь поверить, что ей сорок четыре? — Обсасывая конфету, она втягивает щеки.

— Знаешь, я ее не рассмотрел. Когда вернулся из ресторана, они уже шли к лифтам, — отвечаю я. Звуки, раздающиеся изо рта Лиз, действуют на нервы не меньше, чем стук ногтей.

Сумки французов все еще стоят перед стойкой на блестящей багажной тележке. Ни Джез, ни Дейв не горят желанием тащить их на четвертый этаж. Ведь если американцы славятся щедростью, то французы на чаевые довольно скупы.

Впрочем, «глубокие карманы, но короткие руки» не только у них. Еще у итальянцев и, безусловно, у испанцев и греков. Японцы прижимистостью не страдают, а русские тем более: внезапно получив доступ к большим деньгам, они как будто ничего не могут с собой поделать — так и сорят ими. Но особо дорогие гости в отеле, конечно, арабы — им рады больше, чем американцам. Для ребят из стран Персидского залива деньги и редкое виски — все равно что вода. Помню, в гостинице, где я работал прежде, одна девица получила билет первым классом до Индии и обратно за то, что была очень любезна с постояльцем из Саудовской Аравии. Консьерж немного разозлился: его наградили всего лишь наручными часами стоимостью чуть более пятисот фунтов. Такая вот встает проблема, когда в отеле появляется щедрый богатей: мы как один вдруг превращаемся в жадин. Сегодня все, кто планировал увильнуть от работы, прослышав про техасца, потихоньку подтягиваются.

Смотрю на часы и улыбаюсь. На кухне до сих пор кипят страсти: клиенты все еще заказывают основные блюда, однако приближается время, когда вновь заявит о себе талант главного кондитера.