Наездницы - Энтон Дисклофани (2013)

Я не находила себе места. Улегшись спать одновременно с Сэмом и Джорджи, я долго слушала, как они разговаривают за стеной. Потом наступила тишина, но я все еще не спала. Я ощущала прикосновения к своей груди ночной сорочки, свои набухшие соски и гладкую, гладкую кожу.

Обычно я лежала в постели, пока меня не смаривал сон. Но сегодня мне хотелось на воздух. Я постояла у двери комнаты мальчиков, прислушиваясь к их похрапыванию. Они спали.

Застекленные двери, отделявшие гостиную от лестничной площадки, были очень хрупкими – сплошное стекло и тонкие медные переплеты, но я умела отворять их бесшумно. Рождественская ель вздымалась к потолку. Нам даже пришлось срезать верхушку, чтобы поместить туда ангела – безликого и безволосого, окутанного золотой сияющей накидкой. Кузен Иделлы каждый год привозил нам ель. Я плотнее укуталась в одеяло, пытаясь унять дрожь.

Каждый раз, когда мне случается увидеть рождественскую ель, украшенную плохо сочетающимися друг с другом игрушками, меня охватывает ощущение неловкости. Мамина ель всегда была прекрасна. Ее украшали лиловые и красные стеклянные шары. Они были выдуты вручную и поэтому имели слегка неправильную форму. На каждом из них было видно место, где стеклодув запечатал шар из горячего стекла. Эти шары были такими тонкими, что казались жидкими, когда ель была освещена.

Чтобы осветить ее, мама использовала свечи, десятки свечей в специальных стеклянных подсвечниках. Это было опасно, но прекрасно. Тогда уже вошли в моду электрические огни. Они были разноцветными – красными, синими, оранжевыми и зелеными, но мама ненавидела это разноцветье, считая его вульгарным.

Кто-то вышел на площадку, а затем начал спускаться по лестнице. Скрипнула седьмая ступенька, и я поняла, что это Джорджи. Мы все знали об этой ступеньке и переступали через нее, чтобы не шуметь.

– Тс-с! – прошептала я, когда он открыл дверь.

Но он зацепился бедром за острый язычок замка. Я резко втянула ртом воздух. Дверь задрожала, издав знакомый дребезжащий звук, который не мог не разбудить маму. Если бы она нас застала, то решила бы, что я веду себя плохо. И было бы бесполезно оправдываться, твердить, что я не сделала ничего дурного, что Джорджи спустился вслед за мной. Она мне все равно не поверила бы. Глядя на Джорджи, который прошел мимо меня, направляясь к входной двери, я это понимала совершенно отчетливо. Сначала я пришла в ужас, а затем разозлилась на своего кузена.

– Остановись! – зашипела я, но Джорджи уже сделал шаг наружу.

Он оглянулся и поманил меня за собой. Я бросилась к двери. Я должна была успеть к ней до того, как она громко закроется за Джорджи.

– Что ты делаешь? – прошептала я, осторожно прикрывая за собой дверь.

– Смотрю на луну, – совершенно спокойно ответил он.

– Смотри на нее из окна.

Он пожал плечами и обернулся ко мне.

– Не хочу.

Его голос звучал сонно. Когда он посмотрел на меня, его взгляд показался мне рассеянным и расфокусированным.

Я взглянула на луну, полную и яркую.

– Ты долго собираешься здесь стоять? – спросила я.

– А что?

– Мне холодно.

– Ты меня разбудила, – сказал он.

В этот свой приезд он постоянно был в плохом настроении и много времени проводил в комнате Сэма в полном одиночестве. Он говорил, что читает, но я знала, что Джорджи не любит читать.

– Как я тебя разбудила? Я прошла очень тихо.

– Теа, я всегда знаю, где ты, – сказал он.

– Только Бог знает, где я, – мягко возразила я.

– Он и сейчас нас видит? – так же мягко спросил Джорджи.

Он сделал шаг ко мне. Еще один. И вот уже его лицо всего в дюйме от моего, и я ощущаю его густое молочное дыхание.

– Конечно, – ответила я, хотя уже забыла, о чем мы говорили.

Он коснулся моих волос, затем его рука легла мне на шею.