Наездницы - Энтон Дисклофани (2013)

Потом Джорджи вернулся, и мы отправились в Гейнсвилл на чай. Только я и мама. Сэм был чем-то занят. Месяц назад его отсутствие стало бы для меня настоящим подарком судьбы, но сейчас мне хотелось, чтобы он был рядом. Джорджи пил с нами чай, смотрел на меня так, что это невозможно было не заметить, но мама и тетя Кэрри почему-то ничего не заметили. Я ела булочку, а мне казалось, что мой рот набит пылью.

Позже мы с ним пошли наверх. Он сел на незастеленную кровать и похлопал ладонью рядом с собой. Я неохотно подошла. Мне никогда не нравилась его комната.

– Ты по мне скучала?

– Да.

– Мои кузины там совсем не такие, как здешние кузины, – произнес он, и я удивленно на него посмотрела.

Примерно то же сказал за обедом его отец. Но, разумеется, отец и сын говорили о разных вещах. Джорджи наклонился, чтобы поцеловать меня, и его глаза уже были закрыты. Я подставила ему щеку.

– В прошлый раз ты оставил в стойле одеяло.

– Неужели?

– Мама его нашла. Мы могли попасться.

Он разгладил простыню между нами; хотя его руки были совсем близко, он еще ни разу ко мне не прикоснулся. Я слышала, как бьется мое сердце. Он водил пальцами по простыне, рисуя узор, который то приближал его руку ко мне, то снова ее отдалял.

– Джорджи, – произнесла я, понизив голос почти до шепота.

– У нашей родни в Канзас-сити дела очень плохи, – сказал он. – Все переехали в бабушкин дом. – Он искоса посмотрел на меня. – Хорошо, что она умерла.

– Не говори так.

– Как? Это же правда. Они все фермеры, у них нет профессий, которые могли бы их прокормить. В отличие от наших отцов. То есть в отличие от твоего отца. Люди всегда болеют, верно? Но там уже несколько месяцев не было дождя. Они в безвыходном положении.

Я остановила его руку и сжала ее обеими руками. Это был мой Джорджи, которого не знал никто, кроме меня.

– Прости.

– Ты знаешь, насколько все бедны? Папа говорит, что это только начало, что перед тем, как дела пойдут на поправку, станет еще хуже. Коровам на пастбищах нечего есть. У них позвоночники выпирают из-под кожи.

Я содрогнулась.

– Их необходимо пристрелить. Чтобы они не мучились.

– Теа, они не могут этого сделать. Это будет конец. Ты только подумай: им нужны их коровы.

– Дождь скоро пойдет. Так всегда бывает.

– Один Бог ведает, когда он пойдет.

– Или океан. Океан решает, когда идти дождю.

– Скажи это моим дядьям. Посоветуй им обратиться к океану.

Я не хотела, чтобы он подумал, что я бессердечная.

– Я понимаю, что все это ужасно.

– Это действительно ужасно. – Он положил голову мне на плечо, чего никогда прежде не делал. Обычно я прислонялась к нему. Я погладила его руку, наблюдая за тем, как от моего прикосновения встают дыбом покрывающие кожу волоски. – Когда я был там, думал только о тебе. Я так хотел быть с тобой!

– Вот ты и со мной.

– Я имел в виду не так, иначе. – Он провел пальцем по моему бедру. – Ты хочешь быть со мной иначе?

Я окинула взглядом комнату – потрепанное одеяло, брошенное на пол вместо ковра, неровные доски пола, подержанный письменный стол, фотопортрет незнакомого мужчины в рамочке, наверное, кого-то из родственников тети Кэрри. Под кроватью стоял небольшой запертый на ключ ящик, в котором хранились его сокровища: серебряный доллар, отполированный камень из Ормонд-Бич, открытка из Торонто.

Это было все его имущество. Но теперь у него была еще и я.

– Тебе незачем отвечать на этот вопрос, – пробормотал он, уткнувшись лицом в мою шею. – Просто побудь здесь со мной.