One for My Baby, или За мою любимую - Тони Парсонс (2011)

Их любимое питейное заведение — ирландский пивной бар под названием «Эймон де Валера». Хотя еще нет и шести вечера, здесь уже собралось достаточное количество молодых мужчин и женщин со всего света. Есть и местные любители пива и других прохладительных напитков, лихо опрокидывающие кружки с «Гиннесом» и стаканчики с кока-колой.

— Это ирландский бар, — поясняет Цзэн. — Тут очень дружелюбная атмосфера.

Мы выбираем уголок и сдвигаем вместе два столика. Мои ученики начинают доставать деньги, но я объявляю, что сегодня угощаю я. Мне просто захотелось побаловать их. Вкусы моих подопечных расходятся: кто-то выбирает крепкий портер, а кто-то — кока-колу.

Нас пятеро: я, Цзэн, Витольд, Джен и Аструд, молодая женщина с Кубы, вышедшая замуж за англичанина. Правда, Йуми и Имран уже находятся в баре. Они о чем-то беседуют у стойки и, завидев нашу компанию, тут же присоединяются к нам. Вскоре в баре возникает Ванесса со второй девушкой-француженкой, посещающей курсы Черчилля. За ними подтягивается какой-то чернокожий юноша со множеством косичек на голове, а потом молодежь начинает то подсаживаться к нам, то покидать наше шумное общество. Первой уходит Аструд, поблагодарив меня за бокал кока-колы. Ей нужно встретить мужа с работы. А мне уже становится трудно определить, где начинается, а где заканчивается наша вечеринка.

Наша маленькая группа удивительно трогательно демонстрирует преимущества демократии в современном обществе. И не только потому, что мои ученики съехались в Лондон со всего света. Дело в том, что невозможно себе представить, как могли бы дружить эти люди или даже просто скоротать вместе вечерок, если бы остались жить у себя на родине. Виту около сорока лет, а Йуми нет и двадцати. У Вита постоянно не хватает денег, он считает каждый пенс и при первой возможности отсылает деньги домой, своей семье, а у Ванессы, похоже, имеется какой-то свой персональный источник доходов. Во всяком случае, одевается она от Тиффани и Картье, о чем свидетельствуют ее многочисленные фирменные пакеты. Кроме этих интересных людей, есть еще Имран, симпатичный юноша в костюме от Армани, и Цзэн, надевший разные носки и самостоятельно починивший себе очки с помощью липкой ленты. У них нет ничего общего, кроме того, что все они учатся в школе иностранных языков Черчилля. Однако учеба сблизила и связала их вместе, и теперь я чувствую себя так, как уже не чувствовал довольно длительное время. Мне хорошо.

Мы делаем второй заказ. Мои ученики перебивают друг друга, делая ошибки в английском языке. В баре гремит музыка, и певец настойчиво спрашивает кого-то, что нужно человеку для счастья. Рядом со мной сидит Цзэн. Я вовремя успеваю выхватить у него кружку с пивом, в которую он, кажется, вцепился изо всех сил, и он тут же засыпает, склонив голову набок.

— Ну вот! Он везде умудряется заснуть, — недовольно ворчит Йуми.

— Ой! — восклицает Цзэн, тряся головой, чтобы побыстрее проснуться. Он виновато улыбается и пытается забрать у меня свое пиво. — Простите меня, простите. Прошлой ночью мне вообще не удалось поспать. Семья, у которой я снимаю комнату, очень громко ссорилась. Я теперь какой-то… трахающийся.

За столиком раздаются возгласы удивления и неодобрения. Кто-то невольно хихикнул.

— Не надо ругаться! — хмурится Йуми.

— Простите меня, — бормочет смущенный Цзэн, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Все в порядке, — успокаиваю я его. — Такие слова тоже являются частью языка, который вы все сейчас изучаете. Многие великие писатели использовали в своих сочинениях вульгарные просторечные слова и выражения. Кстати, это очень интересная тема. Что вы хотели нам сказать? Наверное, то, что вы очень устали?

Цзэн тяжело вздыхает:

— Да. Вчера мои хозяева очень сильно ругались. Напились и кричали друг на друга.

— Он снимает комнату в квартире, где люди сами ее снимают у кого-то еще, — поясняет Йуми. — Это противозаконно. И эти люди очень грубые и необразованные.