В ловушке любви - Франсуаза Саган (1994)

Увидев меня, администратор «Пьера» испытал явное облегчение. Он ждал меня еще утром и теперь боялся, что цветы в номере начали увядать. Господин Юлиус А. Крам уже звонил два раза и просил передать, что позвонит еще в 8 часов вечера по нью-йоркскому времени, что означало 2 часа ночи по парижскому. Апартаменты Юлиуса состояли из двух комнат, разделенных гостиной, обставленной в стиле Чиппендейла. Было семь часов вечера, когда я подошла к окну и неожиданно ощутила то старое очарование, которое считала навсегда уже утерянным. Нью-Йорк был залит морем огней. К ночи город превращался в сверкающее, фантастическое зрелище. Я долго стояла и смотрела на него. Мне чудом удалось открыть форточку, и свежий вечерний ветер ударил мне в лицо. В воздухе запахло морем, пылью и бензином. Эти запахи были неотъемлемы от Нью-Йорка как и его непрекращавшийся гул. Они всегда преследовали меня. Я села на диван, включила телевизор и оказалась в мире вестерна, насыщенного стрельбой из благородных побуждений. Но, если я чего и хотела в этот час, после мрачной больницы и беседы со свекровью, так это развеяться. Но странное дело, если падала лошадь, то я падала вместе с ней, если злодей получал пулю в сердце, то это сердце было и моим тоже. А когда наступило время любовной сцены между чистой и невинной девушкой и крутым ковбоем, то я восприняла ее как личное оскорбление. Я переключила программу и попала на полицейский фильм. Это была чисто садистская картина. Я выключила телевизор и стала ждать восьми часов. Наверное, я выглядела смешно, вот так без дела сидя на диване, совершенно одна в огромной гостиной дорогого отеля. По всей видимости, в тот момент я здорово смахивала на богатую эмигрантку. Принесли мой чемодан, но у меня уже не было ни сил, ни желания открывать его. Я чувствовала, как в висках стучит кровь. Стучит по-дурацки, ненужно… В восемь часов пять минут зазвонил телефон, и я сняла трубку. Голос Юлиуса звучал очень ясно и близко. В тот момент мне показалось, что эта трубка и провод, пролегший, несмотря на бури и шторма, под океаном, были единственными вещами, еще связывавшими меня с миром живых.

— Я волновался, — сказал Юлиус. — Что вы делали?

— Я приехала к своей свекрови очень рано или, точнее сказать, очень поздно и проспала всю первую половину дня. Затем пошла навестить Алана.

— Как он себя чувствует?

— Не очень хорошо.

— Когда вы собираетесь вернуться?

Я колебалась, не зная, что ответить.

— Дело в том, что я могу приехать в Нью-Йорк завтра, — сказал он. — Я улажу там кое-какие дела и тут же отправлюсь в Нассо, тоже по делам. Если хотите, можете поехать вместе со мной и моей секретаршей. Думаю, неделя у моря пойдет вам на пользу.

Неделя на море. Я представила себе белый пляж, индиговое море и раскаленное солнце. Такое раскаленное, что смогло бы отогреть мои старые кости. Меня уже тошнило от городов.

— А как же Дюкре? — спросила я. — Мой начальник?

— Как мы договорились, я позвонил ему. Он считает, что вы должны воспользоваться случаем и посмотреть в Нью-Йорке две-три выставки. Адреса он дал. Я думаю, что он смирится с вашим отсутствием, если вы привезете ему несколько статей. Если мне не показалось, то он даже сказал, что это большая удача, что вы в Нью-Йорке.

Я почувствовала, что оживаю. Это путешествие, прошедшее на грани абсурда и меланхолии, вдруг стало нужным и интересным. Да еще это удовольствие полежать на горячем песке у моря. Я никогда не была в Нассо. Мы с Аланом больше предпочитали маленькие острова во Флориде или Карибском море. Но, с другой стороны, я знала, что Нассо — рай для налогоплательщиков, и не было ничего удивительного в том, что Юлиус уже воздвиг там один из своих форпостов.

— Это было бы замечательно, — сказала я.

— Уверен, что отдых пойдет вам на пользу, да и мне тоже, — добавил Юлиус. — В Париже отвратительная погода. Она буквально давит на меня.