Джейн и Эмма - Джоан Эйкен (2013)

— Я не сержусь на тебя, Джейн, — сообщил он (хотя, судя по яростному блеску глаз и подергивающимся губам, это едва ли было правдой). — Но я хочу, чтобы ты, пусть даже ты еще совсем ребенок, понимала разницу между положением Рейчел и твоим собственным. Разница есть, хотя мы стараемся, чтобы ты ее не чувствовала. У Рейчел, когда она вырастет, будет состояние в двенадцать тысяч фунтов. Это неплохо для нее, бедняжки, поскольку она своими природными данными никогда не сможет привлечь внимание богатого жениха. Но даже неплохое состояние не повысит ее шансы на удачное замужество, если она не научится чисто женскому искусству привлекать к себе внимание хорошими манерами, дружелюбием, умением красиво одеваться, петь, играть на фортепиано, ну, ты понимаешь, о чем я. Что же касается тебя, мое дитя, все не так. Ты, к моему великому сожалению, не имеешь приданого и вынуждена приобрести профессию. Твои друзья выбрали для тебя не слишком неприятную, но трудную профессию учительницы, для которой ты, от природы умная девочка, вполне подходишь. Ты сможешь, я в этом не сомневаюсь, пойти далеко, если только удастся найти для тебя хорошее место. (Бабушка Рейчел училась в школе с герцогиней Ричмондской; а миссис Черчилль дружит с леди Каслри, так что у нас очень неплохие перспективы; о таких вещах надо думать заранее.) В будущем, хотя тебе, конечно, придется работать, ты будешь независима и обеспечена. Но Рейчел, если она хочет занять хотя бы какое-то положение в обществе, должна выйти замуж; ей нужно научиться нравиться мужчине, однако определенно она не сможет этого сделать, если будет заикаться, мямлить и краснеть. Даже вульгарные зарисовки в тетради по французскому ей не помогут.

— Сэр, — упрямо повторила Джейн, — Рейчел рисует очень хорошо. Так сказал профессор Крамер. На последнем уроке он наградил ее золотой звездой. Он сказал, что еще никогда не награждал золотой звездой своих учеников.

— Рад слышать, — сухо ответствовал полковник. — Тогда пусть Рейчел займется пейзажами, натюрмортами, в общем, тем, что пристало женщине. Ну ладно, Джейн, хватит об этом, иди. И пусть мисс Уинстэбл больше на вас не жалуется. И уж точно, чтобы больше не было никаких дерзких карикатур, — пробормотал он, когда она выходила из комнаты.

Вскоре после этого разговора Джейн было сказано, что она может поехать с визитом в Хайбери.

Она уже некоторое время обращалась к своим благодетелям с вежливыми, но настойчивыми просьбами: «Прошу вас, сэр, пожалуйста, миссис Кэмпбелл, позвольте мне поехать домой. Тетя Хетти и бабушка нуждаются во мне, я уверена. Они ничего не писали в письмах, но я не могу себе представить, как они так долго обходятся без меня и кто выполняет сотни мелких поручений, которые всегда доставались мне». Но всякий раз полковник или миссис Кэмпбелл находили причину, не позволявшую Джейн вернуться в Хайбери: «Зима — неподходящее время для путешествий, тебе будет лучше в Лондоне, в большом, теплом, хорошо проветриваемом доме. А не в промозглой сырой деревне. Тем более что ты подвержена простудам — у тебя слабые грудь и горло»; «Мария Диконс будет играть роль графини в «Женитьбе Фигаро»; будет очень жаль пропустить такое важное представление, а Рейчел не захочет идти без тебя». «В Пантеоне будет концерт, который настоятельно рекомендовал посетить синьор Негретти»; «Друзья полковника Кэмпбелла — Диксоны из Ирландии — будут в Лондоне после Пасхи, а Рейчел лучше чувствует себя в компании, если рядом Джейн».

Этих причин хватило, чтобы Джейн оставалась в городе весь январь, февраль и март, но наступил апрель, и она снова заговорила о поездке домой. Джейн мечтала о нарциссах, зеленой дымке почек жимолости над живыми изгородями, полноводных ручьях. Хотя она искренне привязалась к Рейчел и испытывала к ней настоящие сестринские чувства, все же ей очень хотелось домой. Особняк номер двенадцать на Манчестер-сквер не стал ее домом, хотя, как и предсказывал полковник Кэмпбелл, она начала привыкать.