Театр любви - Наталья Калинина (1996)

— Если он мой отец, как мне себя вести? Сказать ему об этом сразу?

— Он не может быть твоим отцом, точно говорю.

— Вот он! — Я вздрогнула и прижала ладони к пылающим щекам. Этот человек появился, что называется, ниоткуда и уже был в полутора шагах от нашего столика.

— Добро пожаловать на донскую землю, — сказал он, слегка наклонив голову. — Путятин. Василий Степанович Путятин.

Апухтин представил нас, и мы пожали друг другу руки. Путятин попросил разрешения присесть за наш столик.

— С Петровки у меня еще никто не был, — сказал он, с интересом разглядывая Апухтина. — А вот наше местное начальство любит здесь расслабиться, да и кухня хорошая.

У меня сохранились четкие воспоминания об отце. Этот Путятин им соответствовал. И чем больше я на него смотрела, тем сильнее верила в то, что кто-то задумал устроить мне прогулку в прошлое.

— Василий Степанович, у меня к вам несколько вопросов. Довольно личного характера, — начал Апухтин после обычного обмена любезностями. — Дело в том, что я был знаком с вашей матерью.

Лицо Путятина поникло.

— Мама умерла у меня на руках. Она… да, последние два года была слепая и узнавала нас по голосам. Ее все бросили, только мы с братом были с ней до последнего. Хорошая она была женщина. Царство ей небесное.

— Вы имеете в виду старшего, Николая? — как бы невзначай спросил Апухтин.

— У меня всего один брат. Был. — Голос Путятина стал глухим и хриплым. — Теперь я один как пень.

— А сестры? Помню, Наталья Филипповна говорила мне, что у нее, кроме сыновей, есть две дочери.

Путятин окинул Апухтина настороженным взглядом. Мне казалось, ему не по себе от этих вопросов.

— У нас смолоду не заладились отношения. Полина с Ольгой уж больно денежки любят. Это теперь они рады бы со мной перемирие заключить, да я их к себе на пушечный выстрел не подпускаю. Никогда не забуду, как сестрички выпихнули меня, больного, коленкой, простите, под зад.

— Ну, а с Николаем что могло случиться? Наталья Филипповна рассказывала, он ветеринарный институт окончил, на конезаводе работал. Она гордилась старшим сыном.

Путятин вздохнул и стиснул кулаки. У него были руки человека, не брезгующего физическим трудом.

— Сгорел в три дня. От сибирской язвы. А вообще был такой здоровый…

— И как давно? — поинтересовался Апухтин.

— Да уж без малого три года. Вскоре после того, как меня в драке покалечили. Недаром на Руси поговорка есть: пришла беда — отворяй ворота.

— А когда вы в последний раз видели вашего брата Александра? — внезапно спросил Апухтин.

Путятин ответил не сразу.

— В последний раз — на материных похоронах. Приехал с целой свитой лакеев и девиц определенного сорта. Как какой-нибудь киноактер или чемпион мира по боксу.

— Вас оперировали в Швейцарии? — Апухтин в упор смотрел на Путятина. — Я слышал, этот профессор Брокман лепит лицо, как скульптор.

Заметив мое недоумение, Апухтин слегка мне подмигнул.

— Профессор Девуайон ничуть не хуже, а гонорары более скромные. Этому Брокману такую рекламу сделали.

— Я тоже слышал: достаточно показать профессору Девуайону фотографию человека, на которого ты хочешь быть похож, и он вылепит точную копию.

— Кто вам сказал, что я сделал пластическую операцию? Насколько мне известно, в наших краях об этом никто не знает.

— Как и о том, что вы на самом деле не Путятин. И если об этом не знают здесь, это еще не значит, что нигде не знают.

Зрачки Путятина сузились, превратившись в два узких буравчика.

— Странный у нас с вами получается разговор. — Путятин наигранно усмехнулся: — У меня создалось впечатление, будто вы желаете обвинить меня в поступках, которые я не совершал. Честно говоря, я даже не знаю, с чего и откуда начать свою оправдательную речь.