Люби меня нежно - Анна Климова (2012)

— Я не знаю, где ты, Вадим. В какой стране ты бродишь, в каких жутких джунглях путешествуешь. Я не знаю, где ты настоящий; где тот Вадим, которого… который мне дорог. И я не верю, что ты на самом деле думаешь, что стал счастливее.

Она понимала, что говорит сейчас в пустоту, отчаянно пытается докричаться до человека, находящегося далеко от нее. Она пыталась объясняться с человеком, который слышал и не слушал, видел и не хотел обращать внимания, хотя это было так просто — помнить об их общем СЕКРЕТЕ. Стоило только помнить о нем. Но он, видимо, забыл. Забыл так же, как и имена своих новых подружек. Если он их вообще знал…

Все это было обидно, стыдно и глупо.

— Ступай обратно, — сказала она. — Тебя уже твой папа, вероятно, заждался. И не только он…

Из темноты к ней вышел какой-то человек, и Вадим узнал в нем Евгения Ивановича. Кипящее, словно лава, бешенство немедленно затопило его сознание. Молча и грозно, как дождевая туча, Вадим пошел к ним. Свет фонарей плясал у него перед глазами, но он упорно шел к этим двум ненавистным фигурам.

Евгений Иванович обернулся первым и легко уклонился от неловкого удара, после чего сам от души двинул Вадима, так что тот упал на грязный растаявший снег у кромки тротуара.

— Женя, не надо! — воскликнула Юля. — Он пьян. Идемте, идемте…

— Вот мерзавец! Да что ж ты меня вечно за боксерскую грушу принимаешь? — выругался тихо Евгений Иванович. — Каков, а… Матери позвони, чтобы не беспокоилась, дурак чертов!

* * *

В машине было холодно, поэтому они изредка включали двигатель.

Ксюха и Олег передавали друг другу сигарету, словно соблюдали какой-то ритуал.

— Сначала я работала штукатурщицей на стройке в Москве, — говорила Ксюха, легонько гладя кожу вокруг сосков Олега. — По двенадцать — шестнадцать часов в смену. Жили в каких-то подвалах. Ели макароны китайские. Веришь, я теперь видеть макароны эти не могу. А потом пошла работать на лоток, цветами торговать. Тоже, я скажу, удовольствия мало. В мороз и холод, в дождь и жару — стой, хоть издохни. Гоги, наш хозяин, за каждый поломанный или замерзший «нетоварный» цветок вычитал из получки. «Я их расты, полывай, срэзай, возы — а ты ломай, да? Минэ убытки дэлай, да?» — передразнила она, и они оба рассмеялись. — А потом как-то раз подъезжает к нашим лоткам «мерседес» навороченный. Вообще-то у нас часто «крутые» цветы покупали… Так вот, выходит из него дядя такой представительный — и ко мне. Так, мол, и так, что тут у вас за цветочки-ягодки, и все такое прочее. Разговорились. Я позубоскалила, конечно, не без этого. Такие обычно целыми охапками цветы покупают, ну, думаю, надо раскрутить «крутого» дядю. Расторгуюсь да поеду отдохну. В комнатке, которую мы снимали, вечером трамтарарам вечно стоял, и не поспишь толком. А он, как заведенный, лясы точит и точит, а про цветы уже забыл. Потом говорит, поехали, мол, пообедаем. Я спрашиваю прямо счас, что ли? Ну да, отвечает. Чё на меня нашло, не знаю. Отдала девчонкам выручку, а сама в «мерс» этот юркнула. Вот так с боровом познакомилась. Потом уж не знала, правильно ли сделала…

— Почему? — спросил Олег, передавая ей сигарету.

— Не спрашивай. Вспоминать тошно. Гад он. Всякой пакости и грязи нахлебаться заставил. Я же при нем, как собачонка худая. У меня ж ничего нет, кроме ошейника, который он на меня надел.

— Чего же ты тогда ждешь?

— Сама не знаю. Все-таки жить во дворце и спать на чистых простынях лучше, чем ютиться в грязной комнатушке с десятью девчонками и получать копейки. А икра гораздо вкуснее китайских макарон. В Америке побывала, на Канарах, в Париже… Хоть что-то увидела. Но я за все это не держусь. Обязательно что-нибудь придумаю, чтобы жить нормально. Скажи, разве это много — просто жить, любить, растить детей?

— Нет, не много, — согласился Олег. — Ксюш, у тебя мужиков много было?

— Тю-ю! Спросил! Тебе это надо? Я что, хуже или лучше от этого стану, если отвечу? — немножко рассердилась она.