Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Не его ли я встретил сейчас в подъезде? Такой высокий, в серой клетчатой рубашке. Очень похож на Артура.

— Да, это Эдгар.

Мужчина, — задумчиво сказал Лосберг. — Можно присесть?

— Ради бога, — сбросив, наконец, оцепенение, торопливо ответила Марта. — Кофе хочешь?

Он опустился на диван, поймал ее руку, усадил рядом.

— Сядь, успокойся. Ничего не надо. Дай посмотреть на тебя. Ты совсем не изменилась. Нет, вру, ты стала еще красивей.

Она осторожно высвободила руку, слегка отодвинулась. Не скрывая удивления, спросила:

— Но ты… Каким ветром, откуда?

Лосберг вынул из кармана сигареты, бросил на хозяйку короткий, выразительный взгляд, чиркнул зажигалкой, унимая волнение, несколько раз глубоко затянулся. И тут же спохватился:

— Извини… Ты позволишь? — Сигарета слегка подрагивала в его пальцах.

— Кури, пожалуйста.

Она встала, нашла пепельницу. Расположилась в кресле напротив, выжидающе глядя на гостя.

— Представь себе, ничего таинственного и необычного, — стараясь казаться безмятежным, заговорил Лосберг. — Несколько лет назад я сделал запрос через Инюрколлегию… Сначала на фамилию Лосберг… — Смущенно усмехнулся. — Прости мою самонадеянность. Но ведь мы не были официально разведены. Затем на Озолу… И только потом сообразил, что тебя следует разыскивать как Бангу.

Вот она, безжалостная ирония судьбы: если для Лосберга было просто и понятно, что Марту надо разыскивать как Бангу, то это никакие могло прийти в голову Артуру. Да и никому, пожалуй, не пришло. За мертвых не выходят замуж.

— Зачем? — тихо спросила она.

— Не знаю, — честно признался Рихард. — Вдруг захотелось тебя увидеть, так захотелось…

Он резко отвернулся и заметил лежащий на трюмо янтарь. Да, тот самый, с замурованными в прозрачной тюрьме мошками. Гримаса боли исказила его лицо. Злая, неприкрытая ревность плеснулась во взгляде. Он взял камень, подержал на ладони.

— Все сохранила.

— Да. — Как когда-то, решительно отобрала янтарь, положила его на место. — И для этого ты приехал в Иркутск?

Он посмотрел на нее и, как бы оценив шутку, деланно усмехнулся:

— Ну, не совсем так… Хотя, в общем, мне чертовски повезло.

— Не понимаю.

— Ничего сложного — наводим мосты. У вас бурное строительство, и вам надо уйму всякого оборудования. Вот мы и приехали посмотреть, стоит ли игра свеч. Ох, прости, я же забыл представиться: живу в Гамбурге, промышленник. Химическое оборудование, электроника… Акула капитализма, по-вашему. Чему ты усмехаешься?

— Да так, вспомнилось, — Марта окончательно справилась с волнением. — Ты же когда-то утверждал, что скорее закроешь фабрику, чем возьмешь хотя бы грамм сырья у русских.

Лосберг смутился, но быстро взял себя в руки:

— Да, ты, действительно, ничего не забыла.

Марта так выразительно посмотрела на него, что Рихард на минуту смешался, удрученно спросил:

— За что ты меня ненавидишь? Всю жизнь…

— При чем тут ты? — почти миролюбиво сказала она. — Если кто и виноват в том, что произошло, так только я сама. Но за свои ошибки я уже заплатила. Сполна. — Она отвернулась, чтобы скрыть волнение.

Рихард побледнел.

— Отчего у нас не получилось… Не понимаю. — Криво усмехнулся, полушутя, полусерьезно сказал: — Во всяком случае, я очень жалею, что не увез тебя тогда, в сорок четвертом.

— Жалеешь, что не воспользовался моей беспомощностью? — удивленно спросила она.

— Понимаешь… Не знаю, как это объяснить, но мне всегда казалось, что я в чем-то виноват перед тобой. Хотя, в чем — до сих пор не понимаю.

— Не надо, Рихард. У меня нет к тебе никаких претензий. Просто мы были совсем разными людьми. И расплатились за это — каждый по-своему. Ладно, расскажи лучше о себе. Женат, дети?

Он опять закурил, долго сосредоточенно молчал.

— Женат, две дочери… — И вдруг без всякого перехода: — Слушай, а ты счастлива со своим?