Аутодафе - Эрик Сигал (2002)

Три женщины смотрели друг на друга и не могли произнести ни слова. Рахель — пораженная собственным красноречием, Рена — успокоенная услышанным.

А Дебора, смущенная и немного напуганная тем, что так мало знает о внешнем мире.

Утром в день свадьбы Рена не спустилась к завтраку, поскольку Закон предписывает невесте и жениху целый день поститься, вплоть до окончания всей церемонии. Когда Дебора заботливо спросила у сестры, как она себя чувствует, та ответила:

— Все в порядке. Я все равно есть не хочу.

Родственники и другие гости уже собрались во дворе синагоги, когда Авром Эпштейн, в черной накидке поверх традиционного белого наряда жениха, появился в дверях и был препровожден женщинами в гостиную, где его дожидалась Рена.

Вокруг него веселились трое молодых, безбородых музыкантов — скрипач, кларнетист и ударник с тамбурином, все как один словно сошедшие с картины Шагала. Невеста встала, чтобы приветствовать своего нареченного.

Авром посмотрел на нее и шепнул:

— Все будет хорошо, Рена. Мы будем беречь друг друга.

Он взялся за ее вуаль и закрыл невесте лицо, после чего вышел, вновь сопровождаемый своим мини-эскортом из музыкантов.

Менее чем через час, стоя лицом друг к другу под специальным свадебным навесом — хупой, — натянутым во дворе синагоги, Авром надел Рене кольцо на указательный палец и сказал полагающуюся в таких случаях фразу:

— Этим кольцом ты посвящаешься мне по закону Моисея и Израиля.

После этого, в соответствии с размахом торжества, семь ритуальных благословений были произнесены не одним раввином, а семерыми, один прославленней другого, среди которых были специально прибывшие на церемонию из других штатов.

Знаменитый кантор (и чтец-декламатор) Иаков Эвер, приехавший из Манхэттена, пропел положенные благословения над вином. В завершение традиционный бокал вина поставили на землю рядом с большими черными башмаками жениха.

Когда тот поднял ногу и, как полагается, разбил бокал, собравшиеся вскричали: «Мазл тов, мазл тов!» Музыканты, чей состав теперь был усилен контрабасом и полным набором цимбал и ударных, ударили по струнам, создавая то, что в известном псалме названо «радостным шумом под Господом».

Застолье было устроено с размахом и, по традиции, проходило отдельно для женщин и мужчин. Они сидели в одной комнате, но за разными столами. Только детям дозволялось нарушать принцип разделения полов, что они и делали непрестанно и довольно шумно.

У Деборы на коленях то и дело оказывался кто-нибудь из пятерых детишек Малки. Впоследствии они остались самыми яркими пятнышками в ее воспоминаниях о том вечере.

Энтузиазм молодых музыкантов оказался столь заразителен, что кантор Эвер подошел к микрофону и роскошным голосом спел самую главную песню всех еврейских свадеб: «Весь мир — как узкий мост», дабы новобрачные и в этот счастливый миг жизни не забывали о том, что по обе стороны этого моста их подстерегают опасности и печаль.

Когда бесконечное застолье все же подошло к концу и все напутствия молодым были произнесены, столы и стулья отодвинули к стенам, и комната превратилась в огромный танцевальный зал.

Под звуки «Счастливой звезды» две сватьи, Рахель и грузная ребецин Эпштейн, начали танец, подхваченный самими молодоженами.

Наступил уникальный момент всех иудейских празднеств, единственный случай, когда мужчине и женщине позволяется танцевать вместе.

Остальные танцевали в своей части зала, и, когда разгоряченные женщины в изнеможении вернулись к своим стульям, бородатые мужчины еще долго продолжали энергично выплясывать в гигантском хороводе, звенья которого соединялись носовыми платками.