Твоя К. - Тереза Ревэй (2009)

Дрожащие руки Макса обняли ее. Значит, он все-таки давал ей второй шанс. Значит, в его сердце отыскалась сила, чтобы вернуться к ней несмотря на все, что она сделала. Ксения оценила великодушие этого исключительного человека, его широту души. Когда он обнял ее, она прижалась к нему, откинула голову назад и растворилась в его глазах, которые унаследовала и их дочь, глазах, полных гнева, страдания, любопытства и желания.

Париж, май 1942

Габриель Водвуайе с любопытством оглядывал заполненный гостями Оранжерейный зал дворца Тюильри. Это был апофеоз. Никто не отказался от приглашения на ретроспективу, посвященную скульптору Арно Брекеру, протеже фюрера, неутомимому апологету франко-германского сотрудничества. Там были политики, художники Ван Донжен и Дюнуайе де Сегонзак, писатели Дрю ля Рошель и Жан Кокто. Немецкая военная форма перемешивалась с темными костюмами штатских лиц. Зал поражали экстравагантные, украшенные вуалями и перьями прически модниц. Женщины старались забыть слишком простые платья, которые вынуждены были носить в последнее время.

Среди произведений искусства беседа лилась особенно непринужденно. Весь Париж, который сотрудничал с новой администрацией, явился отдать честь этому самому знаменитому таланту, пусть даже с национал-социалистическим привкусом, в чем все гости прекрасно отдавали себе отчет. Но разве не все равны перед настоящим талантом? Сам Брекер начал свою приветственную речь напоминанием, что он «старый парижанин» и что нужно сохранить эту выставку, чтобы она напоминала о «мирном времени».

«Абсурд, — думал Габриель с насмешливой миной. — Разве можно вот так отгородиться от вражеской оккупации? Как забыть продуктовые пайки, экономический грабеж, невозможность нормально питаться и обогреться зимой, выходить свободно из дому? Разве можно забыть эти дикие аресты, расстрелы заложников, тысячи пленных?» И тем не менее, было что-то лестное для Габриеля в германской форме правления.

Дерзость фюрера, приказавшего напасть на Советский Союз 22 июня 1941 года, около года назад, сбила Габриеля с толку. Первые ошеломляющие успехи вермахта, казалось, подтверждали почти сверхъестественное превосходство Адольфа Гитлера. Во время приема в здании германского посольства Габриель не преминул поздравить Отто Абеца[49]. Но Россия была огромной. До головокружения огромной. И нацистская машина забуксовала. Перед Москвой. Перед Ленинградом.

Габриель вспомнил, как оцепенело лицо Ксении, когда она узнала из газет о блокаде ее родного города. Боясь русских снайперов, мин, рукопашных боев на улицах Ленинграда — так теперь назывался Петроград, — что неминуемо привело бы к огромным потерям, Гитлер приказал окружить со всех сторон второй по значению город СССР. «Они устоят, я знаю это, — заявила Ксения, сжав кулаки. — Они будут стоять до тех пор, пока в городе не останутся только их трупы». В ее словах была такая уверенность, что страх пробежал по спине Габриеля. Когда он глядел на воодушевленное лицо супруги, его охватило странное предчувствие. Несмотря на сотни тысяч советских военнопленных, на продвижение в глубь их страны немецких танков и пехоты, вермахт споткнулся в России, в этой бескрайней земле, где жизнь и смерть принимали почти нечеловеческие размеры. После разоблачения немцами первой группы парижского Сопротивления Габриель с удивлением узнал, что все его лидеры были русскими по происхождению.

Уроженец Петрограда, сбежавший от большевистской революции и принявший французское подданство, Борис Вильде работал лингвистом в Музее человека[50]. Он и его коллега Анатолий Ливитский сначала печатали листовки, а потом выпустили подпольную газету «Сопротивление», которая, собственно, и дала название всем другим антигерманским группам, организованным поднявшимися французами. Именно благодаря посланнику от Вильде Ксения узнала, что Кирилл добрался живой и здоровый до Лондона, чтобы присоединиться к генералу де Голлю.