Свободные от детей - Юлия Лавряшина (2008)

В голове перекатывается чугунный шар, больно даже повернуться. Но какие-то фрагменты этой ночи уже начинают пробиваться из полного беспамятства. Кажется, я сама начала целовать этого парня… Как его зовут? Неважно. Губы его были важны в тот момент, не имя. Может, я уже и тогда его не помнила… Но все во мне просило впустить его внутрь, чтобы изгнать тем самым то отчаяние, что заполнило меня до макушки, выдавить хоть часть его.

Другой всполох — уже эта постель, и я твержу в исступлении:

— Я люблю тебя! Я так люблю тебя…

Надеюсь, у него хватило ума понять, что я говорила это не ему. Не его тела так жадно искала — руками, ртом, всем нутром… Хотя он тоже был причастен к той острой радости, что все-таки была, и даже заставила скрючиться, такой пронзительной оказалась. С Власом она была не такого накала. Или это мне спьяну показалось?

Запретив себе даже взглянуть на того, кто спит рядом, я выбираюсь из его постели, ощущая себя оскверненной, хотя не первая случайная связь, пора бы привыкнуть. До и после тебя все связи — случайные, как долго они ни тянулись бы… Ненужные.

Меня тошнит так, что впору заключить в объятья унитаз. Но больше всего хочется забраться под душ, смыть с себя липкую память тела, очистить его от запаха чужой слюны, спермы, которая стянула кожу. Какого черта я не заставила его надеть презерватив? Теперь придется сдавать кровь на анализ, чтобы спать спокойно. Случайная беременность исключена по срокам, но заразиться можно в любой момент, как раз этого мне и не хватало!

— Я ничем не болен, если тебя это беспокоит, — вдруг раздается голос, который я еще не успела запомнить.

Я успела надеть только белье, он мог бы и подождать. Не оборачиваясь, натягиваю джинсы и джемпер, не спеша прочищаю уголки глаз.

— Ты можешь этого и не знать, — говорю я, решив, что он вполне обойдется и без пожелания доброго утра.

— Я знаю. У меня не было других женщин, пока я был женат. А развелся я только неделю назад.

Может, он ждал проявления сочувствия? От человека, который все возложил на алтарь своей свободы?

— И за эту неделю…

— Ты первая.

— Я должна быть тронута?

— Тебе все равно.

Это не прозвучало вопросом, поэтому я и не сочла нужным отвечать.

— Ты тоже можешь быть спокоен на мой счет, — я не улыбаюсь, чтобы он не счел это шуткой.

Но мне очень не нравится то, что меня тянет улыбнуться его ясному с утра взгляду, его вопросительно подрагивающим губам, его рукам, по-детски теребящим уголок пододеяльника. Мне представляется, как после моего ухода он вцепится в этот краешек зубами и начнет теребить, как шаловливый щенок. Я стою над ним, как строгая хозяйка, которая и хлестнуть поводком может. Хотя он кажется слишком милым, чтобы наказывать его за собственную дурость. Непозволительно милым.

— Меня зовут Денис, если ты забыла, — напоминает он.

— А мне нужно это помнить?

— Это твое дело, — мне все же удается его разозлить. — Я не такой идиот, чтобы принять все твои вчерашние слова на свой счет.

— Ты показался бы еще умнее, если б не напомнил мне об этом.

— Но ты же сама помнишь! Я только хотел успокоить… — он опускает глаза и спрашивает нарочито равнодушно: — Ты замужем? Ты своему мужу говорила все это?

Мне это кажется странным:

— Ты много знаешь замужних женщин, которые проводят ночи вне дома? Они изменяют мужьям днем.

— Не всегда, — замечает Денис, и я догадываюсь, что в его случае все было не по правилам приличия.

— Ладно, закончим этот разговор, — я отступаю к двери. — Приятно было познакомиться…

Он на зависть легко подскакивает на постели. Неужели не мутит от всего произошедшего? Объяснить это только половой принадлежностью не получится.

— Ты даже не оставишь мне свой номер?

— Может, тебе еще ключ от квартиры, где деньги лежат?

— Нет, серьезно! Мы что — так и расстанемся?