Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

– В чем дело? – осведомился король, которого разоблачения г-на де Бретейля привели в крайнее возбуждение.

Офицер вошел.

– Государь, ее величество королева просит ваше величество удостоить ее своим посещением.

– Случилось нечто новое, – побледнев, заметил король.

– Возможно, – согласился Бретейль.

– Я иду к королеве, – воскликнул Людовик. – Господин де Бретейль, ждите меня здесь.

– Как видно, мы близимся к развязке, – прошептал министр юстиции.

19. Дворянин, кардинал и королева

В тот же час, когда г-н де Бретейль входил к королю, бледный и встревоженный г-н де Шарни испросил у королевы аудиенцию.

Мария Антуанетта одевалась; из окна своего будуара, выходившего на террасу, она увидела Шарни, который настаивал, чтобы его провели к королеве.

Не успел он договорить свою просьбу, как Мария Антуанетта приказала, чтобы его впустили.

Она уступила сердечному желанию; она с благородной гордостью полагала, что чистая, возвышенная любовь, которая на нее низошла, имеет право являться в любое время даже в покои королевы.

Шарни вошел, с трепетом коснулся руки, которую она ему протянула, и задыхающимся голосом произнес:

– Сударыня, какое несчастье!

– Что случилось? – воскликнула она, бледнея при виде его бледности.

– Сударыня, знаете ли вы, что я сейчас узнал? Знаете, что говорят? Знаете, о чем, быть может, уже известно королю или станет известно завтра же?

Она содрогнулась, вообразив, что в ту ночь, исполненную невинного блаженства, ее мог увидеть в версальском парке какой-нибудь завистливый враг.

– Говорите, у меня достанет сил услышать все, – отвечала она, прижав руку к сердцу.

– Говорят, сударыня, будто вы купили ожерелье у Бомера и Босанжа.

– Я отослала его назад, – с живостью возразила она.

– Послушайте, говорят, что вы только сделали вид, будто отослали его; вы якобы надеялись, что сумеете его оплатить, но король помешал вам в этом, отказавшись подписать смету господина де Калонна, и тогда вы обратились за деньгами к одному человеку… к вашему любовнику.

– Оставьте, сударь! – воскликнула королева, поддавшись порыву благородного доверия. – Оставьте! Пускай себе говорят. Им приятно швырять нам, словно оскорбление, слово «любовник», между тем как истине соответствует другое слово – «друг», священное для нас обоих.

Шарни осекся, смущенный этим мощным, всепобеждающим красноречием, которое, подобно тончайшему аромату, источает истинная любовь великодушной женщины.

Он замешкался с ответом, и его молчание удвоило тревогу королевы. Она вскричала:

– О чем вы хотите сказать мне, господин де Шарни? Клевета изъясняется языком, которого я никогда не понимала. Неужели вы его поняли?

– Сударыня, соблаговолите выслушать меня с неослабным вниманием, обстоятельства весьма серьезны. Вчера я ходил вместе с дядей, господином де Сюфреном, к придворным ювелирам, Бемеру и Босанжу. Мой дядя привез из Индии бриллианты, он хотел их оценить. Разговор шел обо всем и обо всех. Ювелиры рассказали господину байи ужасную историю, раздутую врагами вашего величества. Сударыня, я в отчаянии, вы купили ожерелье – пусть так; вы не заплатили за него – пусть и это правда. Но не заставляйте меня поверить, что за него заплатил господин де Роган.

– Господин де Роган? – повторила королева.

– Да, господин де Роган, про которого все думают, что он любовник королевы; у которого королева взяла в долг деньги; которого несчастный Шарни видел в версальском парке, когда он улыбался королеве, преклонял перед ней колени, целовал ей руки…

– Сударь, – вырвалось у Марии Антуанетты, – если за глаза вы верите сплетням, значит, вы меня не любите.

– Мы в большой опасности, – отвечал молодой человек. – Я не прошу у вас ни откровенности, ни ободрения; я умоляю вас об услуге.

– Прежде всего, о какой опасности идет речь? – спросила королева.