Ключи от рая - Мейв Бинчи (2008)

Я выбрал свой собственный путь и очень горжусь этим. Как я горд тем, что женился на Элен. Несколько дней назад исполнилось двадцать шесть лет со дня нашей свадьбы. Элен даже захотела выпить немного шампанского вечером. Мы принесли к ней в больницу несколько хрустальных бокалов и бутылку шампанского. Она выглядела такой же красивой, как в день нашей свадьбы.

Потом мы пошли обедать: мама, Грейс и я. К счастью, Грейс не настаивала, чтобы этот неотесанный Дэвид пошел с нами. Мы пошли в маленький французский ресторан, куда мы с Элен часто заходили до ее болезни.

Мама предложила тост: «За одну из самых счастливых супружеских пар, которые я знаю», она произнесла это звенящим голосом. Я улыбнулся понимающей нежной улыбкой.

Это была та же самая женщина, которая четверть века назад ругалась и плакала, умоляя меня не жениться на девушке, о которой мы не знаем ничего — ни истории ее жизни, ни ее родителей, кроме того, что она выросла в сиротском приюте.

Грейс разделяла взгляды на наше супружество. Она сказала, что мечтает, чтобы ее брак с Дэвидом был хотя бы вполовину таким же хорошим, как наш. Она сказала, что все ее друзья жалуются, что их родители постоянно ссорятся и сводят счеты. В ее жизни такого никогда не будет. Она не помнит, чтобы были какие-нибудь споры.

— Я тоже, — просто сказал я.

Еда в ресторане казалась мне безвкусной, как нарезанный картон. Меня опять охватило чувство несправедливости происходящего. Почему этот брак подходит к концу? На будущий год, даже уже через несколько месяцев, мы будем говорить о моей покойной жене. Какой смысл в том, что Элен, в своей жизни не обидевшая и мухи, умирает, а другие, жизнь которых была полна злобы и жадности, остаются жить? Почему я сижу здесь, за столом, и говорю дежурные фразы матери и дочери, когда я хочу быть рядом с койкой Элен, держать ее за руку, говорить, какое было хорошее время и что я не помню прошлого без нее и не представляю будущего без нее?

И мы говорили бы о самых разных вещах, таких как выращивание гераней, и как мне приходилось отправлять мои куртки в химчистку каждую неделю, а рубашки в китайскую прачечную, и как мне приходилось носить золотые запонки, даже если требовалось три минуты, чтобы вдеть их. Я так любил ее, и я никогда не думал ни о ком другом. Это правда — я никогда даже не думал об этом.

Но эта женщина с Филиппин, Мерседес, глядя своими большими печальными глазами, заверила меня, что сегодня вечером Элен была счастлива. Она много говорила о своей семье и достала фотографии с нашей свадьбы и фотографии маленькой Грейс. Элен хотела, чтобы я постарался и у меня было то, что она называла нормальной жизнью. Пойти и весело пообедать с матерью и дочерью. Как будто это было возможно. Я видел, как мама и Грейс бросали на меня взгляды, это был тревожный знак. Нужно быть повеселее. Я устал от необходимости быть веселым на людях.

У Элен были еще пожелания. Она сказала, что я должен кое-что сделать, отчего ей будет легче: я не должен подавать виду. Я должен не забывать регулярно приглашать мать, я должен быть вежлив с Дэвидом, хотя избранник Грейс вызывает раздражение, и не говорить, что она могла бы выбрать получше. В общем, я расправил плечи, заставил себя понять, что я ем, и стал по-прежнему не подавать виду.

Обе женщины были красивы. Моя мать не выглядит на свои семьдесят с чем-то, я даже не помню с чем. Ее прическа, косметика и одежда — все было показателем хорошего вкуса. На ней было сиреневое платье и жакет, рассчитанные на человека лет на сорок моложе, но сидевшие на ней превосходно.

Грейс, с ее светлыми волосами и темными глазами, всегда обращала на себя внимание. Но сегодня вечером, в красном платье с узкими бретельками, она выглядела ослепительно. Слишком хороша для этого Дэвида, слишком красивая и слишком яркая, но я ничего этого не скажу.

Она все еще говорит о Дэвиде. Когда она остановится? Он тоже работает в Сити.