Опыты любви - Ален Боттон (2004)

9. Я постепенно отвоевывал обратно свое «я», вырабатывались новые привычки, возникала новая личность, не связанная с Хлоей. Моя личность так долго подделывалась под «мы», что возвращение к «я» предполагало почти полное обновление меня самого. Мне требовалось много времени, чтобы выветрились все те сотни ассоциаций, которые у нас были общими с Хлоей. Я должен был прожить месяцы со своим диваном, прежде чем образ ее, лежащей на нем в халате, был вытеснен другим образом — кого-то из друзей, читающего на нем книгу, или брошенного поперек него моего пальто. Я должен был бесконечное число раз по разным поводам пройти через Ислингтон, прежде чем смог представить себе, что Ислингтон не только район, где жила Хлоя, а еще и место, где можно пройтись по магазинам или поужинать. Я должен был физически побывать всюду, заново проговорить все темы разговоров, прослушать все песни и сыграть во все игры, в которые мы играли вместе, чтобы отвоевать их для настоящего, чтобы развеять навеянные ими ассоциации. Но постепенно я забыл.

10. Время сократилось, как аккордеон, который живет в растяжении, но в памяти остается сжатым. Моя жизнь с Хлоей была похожа на кусок льда, который постепенно таял, пока я нес его через настоящее, она была похожа на свежую новость, делающуюся частью истории, и в этом процессе она сжалась до нескольких самых важных деталей. Это напоминало съемки фильма, когда камера делает тысячу кадров в минуту, но большая часть их выбраковывается, другие же таинственным образом отбираются — те немногие, которые отмечены повышенным эмоциональным накалом. Как столетие, сводимое к правлению того или иного папы, монарха или отмеченное какой-нибудь известной битвой, история моей любви уменьшилась до размера небольшого изобразительного ряда (картины носили более случайный характер, чем у историков, но точно так же прошли отбор): выражение Хлоиного лица, когда мы в первый раз поцеловались, светлые волоски на ее руке, ее силуэт на фоне станции «Ливерпуль Стрит», где она ждала меня, ее белый свитер, ее смех, когда я рассказал ей анекдот о русском, едущем в поезде по Франции, то, как она проводила рукой по волосам…

11. Верблюд делался все легче и легче, проходя сквозь время; он то и дело стряхивал со своей спины воспоминания и фотографии, разбрасывая их по земле, так что ветер мог спокойно засыпать их песком, и постепенно ноша стала такой легкой, что он смог перейти на рысь, потом даже на своеобразный верблюжий галоп — и в один прекрасный день, в скромном оазисе, именующем себя «настоящее», измученное создание наконец догнало остальную часть меня.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

УРОКИ ЛЮБВИ

1. Мы должны допустить, что из любви следует извлекать некоторые уроки, или мы будем иметь счастье повторять свои ошибки бесконечное число раз, как безмозглые мухи снова и снова летят и бьются головами в оконные стекла и не могут понять, что, хотя стекло выглядит прозрачным, сквозь него невозможно пролететь. Разве нельзя овладеть некоторыми основами знаний, крупицами мудрости, которые могли бы в какой-то мере обезопасить нас от излишнего энтузиазма, боли и горьких разочарований? Разве это не законное стремление к мудрости в любви, как можно сделаться мудрым в вопросах правильного питания, смерти или денег?