Индира - Бонкимчондро Чоттопаддхай (2006)

— Так вот, слушай, — сказала Шубхашини, — предположим, что ты мужчина. Следи внимательно за тем, как я буду обольщать тебя.

Шалунья натянула на голову край сари и поднесла мне бетель[25], который она сама старательно приготовила. Держала она его только для Ромона-бабу, даже сама ни разу не пробовала. Здесь же, в комнате, стояла хукка[26] Ромона-бабу, в чашечке для табака лежал один пепел. Но Шубхашини сделала вид, что раскуривает хукку для воображаемого мужчины. Затем она взяла опахало и принялась меня им обмахивать. На руках ее нежно зазвенели браслеты.

— Ты учишь меня не обольщать, а прислуживать, сестра, — сказала я. — Неужели я затеяла все это для того, чтобы показать, какая я хорошая служанка?

— А разве женщина создана не для того, чтобы служить мужчине? — удивилась Шубхашини.

— Твоя наука пригодится, когда он полюбит меня, — продолжала я. — Тогда я буду обмахивать его опахалом, растирать ему ноги, готовить бетель, раскуривать хукку. А сейчас это все ни к чему.

Шубхашини, смеясь, села рядом со мной, взяла мои руки в свои, и мы стали болтать. Моя подруга была весела, жевала бетель, раскачивала серьги в моих ушах. Вдруг она вспомнила о том, что я скоро уеду, и на глазах у нее блеснули слезы. Чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, я сказала:

— Умение прислуживать, пожалуй, сильное оружие в руках женщины. Но подействует ли оно на У-бабу?

— Если не подействует, значит, ты ничему от меня не научилась, — рассмеялась Шубхашини. Одной рукой она обвила мою шею, другой взяла меня за подбородок и поцеловала. На щеку мне капнуло несколько слезинок.

Проглотив подкативший к горлу комок, я пошутила:

— Не воображай, что я стану платить тебе за твою науку!

— Тогда я больше не стану учить тебя! — воскликнула Шубхашини. — Обходись своими познаниями. Вообрази, что я — У-бабу. — Моя подруга легла на тахту и, чтобы не расхохотаться, уткнулась лицом в край сари. Наконец, справившись со смехом, она строго взглянула на меня, однако тут же снова рассмеялась.

— Итак, ты сдаешь экзамен, — продолжала она, успокоившись.

Я показала Шубхашини все, на что я способна, но об этом читатель узнает позднее.

— Сгинь, грешница! — воскликнула Шубхашини, отталкивая меня. — Ты настоящая кобра!

— В чем дело, сестра? — удивилась я.

— Какой мужчина устоит перед такими взглядами, перед такой улыбкой? Любой погибнет!

— Значит, я выдержала экзамен?

— На «отлично»! Ни один из ста шестидесяти девяти мужчин-служащих комиссариата наверняка не видел ничего подобного. Если у твоего мужа закружится голова, дай ему немного миндального масла.

— Шубхашини. Хорошо. Кажется, господа поели! Слышишь, шумят. Сейчас сюда придет Ромон-бабу, так что я удаляюсь. Скажу откровенно, из всей твоей науки мне больше всего понравились поцелуи. Поучи меня еще.

Мы крепко обнялись, поцеловались и долго плакали, прижавшись друг к другу. Существовала ли на свете такая бескорыстная любовь, как наша? Кто полюбит меня сильнее Шубхашини? Нет, до самой смерти я не забуду ее.

Глава четырнадцатая

Я КЛЯНУСЬ УМЕРЕТЬ

Предупредив Харани, я спряталась у себя в комнате. Вдруг в доме началась суматоха, кто — «воды», кто — «лекарства», кто — «врача». Словом, шум поднялся на весь дом. Как всегда, посмеиваясь, ко мне вошла Харани.

— Что случилось? — спросила я.

— Господин упал в обморок.

— Что было дальше?

— Он пришел в себя.

— А сейчас?

— Сейчас он чувствует себя слишком слабым, чтобы пойти домой. И его, бедняжку, уложили спать в комнате рядом с большой гостиной.

«Это хитрость!» — смекнула я.

— Как только все уснут, — сказала я Харани, — проведешь меня к нему.

— К больному-то?

— Он такой же больной, как и ты. Все устраивается как нельзя лучше.

Служанка ушла, давясь от смеха.