Десять мужчин - Александра Грэй (2008)

Ответ мог быть только один — «нет», но я колебалась, в глубине души мечтая вернуться в жизнь Миллиардера хотя бы на одну роскошную ночь. Мне хотелось, чтобы он оценил мои успехи. Чтобы он гордился мной.

— Итак? Вечером «У Аннабель»? Я за тобой заезжаю?

Этот клуб давно перестал внушать мне благоговейный ужас. И платье превосходное ждало подходящего случая. Как это романтично — отправиться туда с Миллиардером, словно мы только что познакомились… Я представляла, как увижу его после долгой разлуки, а мой голос уже произносил:

— Извини. Я бы с удовольствием, но сегодняшний вечер занят.

— Что ж. Как-нибудь в другой раз. — И после вежливого прощания он отключился.

Желание сбежать от реальности, как прежде, накрыло меня с головой. Но я устояла. Я была в автобусе и ехала на встречу с фотографом. Я не предала свою собственную жизнь.

Нужный адрес я нашла с опозданием на четверть часа, в панике нажала звонок — и глазам не поверила, когда дверь открыл отец Фрэнка.

— Я был прав. Вы за нами шпионите, — сказал он.

— У меня договоренность с Гэвином. — Я боялась взглянуть ему в лицо.

— Гэв не успевает — какие-то дела задержали.

— А кто будет снимать?

— Я. Если не возражаете. В любом случае, это только проба.

— Да, конечно. Как скажете, — отозвалась я рассеянно, если не холодно. Кажется, я боялась, что он прочтет мои мысли. Или же до сих пор страдала из-за отказа Миллиардеру.

— Как скажете? И что это значит, позвольте узнать?

Я опустила на пол свою сумку и вынуждена была встретиться взглядом с отцом Фрэнка.

— Это значит — я рада, что снимать меня будете именно вы. Если, конечно, вы действительно фотограф.

Довольно жалкая попытка флирта, но по крайней мере мы оба улыбнулись. Лишь теперь я смогла оглядеться: он провел меня в подобие кухни с фотографией Фрэнка на стене.

— Вы здесь живете?

— Да. Гэв — мой приятель. Он снимает студию, но все мы живем здесь.

Все? Кто это — все? Он с Фрэнком? Или с Гэвином? Мне вдруг так захотелось, чтобы у него не было женщины — и мужчины, если уж на то пошло.

— Кто живет? — поинтересовалась я по возможности небрежнее.

— Мы с Фрэнком.

Вздох облегчения я поспешила замаскировать очередным вопросом:

— Сколько Фрэнку лет?

— Десять. А у вас есть дети?

— Нет. Я живу одна.

Он усадил меня на стул, начал возиться с освещением. Наконец, опустившись на колено, взглянул в объектив.

— И давно одна живете?

— Слишком давно.

— Эй, выше нос! Готовы?

— Как вам кажется?

— По-моему, готовы.

— Значит, готова.

— Три, два, один. — Щелчок, жужжание аппарата — и сексуальный смешок фотографа. — «Поспешишь — людей насмешишь»; «Лучше поздно, чем никогда». А я так предпочитаю другую поговорку: «Или сейчас — или никогда». Хотя изредка не возражал бы против одиночества.

— И все же жить с тем, кого любишь, куда лучше.

Я замолчала: он поправлял мне воротничок блузки, и от прикосновения его пальцев к шее меня будто током пронизало.

— Любовь — религия двадцать первого века. В нее теперь все верят. — Он поменял свет.

— Поразительно, что мы не теряем веру, ведь любовь часто приносит разочарование.

— Ничто в мире не совершенно, — отозвался он в тот миг, когда из-за занавески в дальнем конце студии появился совершенный в своей красоте юноша в одних трусах-боксерах.

— Доброе утро. — Юноша сонно взъерошил длинные волосы. Он шлепал по студии полуголый, в половине второго дня, — и его не коснулась даже тень смущения.

— Кто это? — шепнула я.

— Брат Фрэнка от другой матери.

— Так у вас два сына?

— Два сына, с разницей в целую жизнь, но, представьте, у нас все выходит.

Высокий широкоплечий юноша стоял в проеме двери и смотрел, как отец фотографирует меня.

— Во всяком случае, я рада, что сегодня так вышло.