Рыцарь любви - Эмма Орци (2014)

Рыцарь любви

Глава 1

Париж

Сентябрь 1792 года

Грозная волнующаяся толпа заливала улицы Парижа, наполняя воздух то стонами, то смехом, то диким ревом. Трудно было поверить, что это люди; это были дикари, возбужденные низменными страстями, опьяненные ненавистью, жаждавшие мести. С наступлением солнечного заката массы народа толпились обыкновенно у Западной заставы, на том самом месте, где через десять лет гордый деспот воздвигнет бессмертный памятник народной славе и собственному тщеславию.

Там происходили сцены, ужасно забавлявшие народ: ловля аристократов, которые, переодеваясь в чужое платье, пытались ускользнуть от Комитета общественного спасения. Мужчины наряжались женщинами, женщины – мужчинами, детей одевали в нищенские лохмотья. И все эти cidevant [1] графы, маркизы, герцоги бежали в Англию или какую-нибудь другую проклятую страну, чтобы подстрекать иноземцев против революционной Франции или собирать армии для освобождения узников Тампля – лишенных трона французских королей. Аристократы твердо держались старых идей, но древность рода, благородство происхождения – словом, все, чем прежде гордилась Франция, приносилось теперь в жертву безграничному стремлению к свободе, равенству и братству – увы! – вполне теоретическому.

Казни превратились в бойню, прекращавшуюся лишь поздно вечером, да и то лишь потому, что перед закрытием застав толпа бежала на окраины любоваться страданиями захваченных беглецов. Потомки тех, кто со времен Крестовых походов считался цветом Франции и властно попирал права народа аристократическими ногами в изящных башмаках, нашли своих судей: Францией правил сам народ, и гильотина ежедневно поглощала все новые жертвы, не разбирая ни пола, ни возраста. Гибли старики, молоденькие девушки, дети. Наконец народная ярость потребовала казни короля и королевы. И все это было в порядке вещей, так как тяжелый вековой труд не спасал народ от голода и нищеты, и тем, кто создал нынешний двор и страшное сословное неравенство, приходилось теперь спасаться от народного гнева и мести.

Беглецам редко удавалось благополучно миновать заставы. Сержант Бибо, охранявший Западную заставу, проявлял необыкновенное чутье и безошибочно отличал аристократа в самом совершенном маскарадном костюме. Вот тут-то и начиналась потеха! Дядя Бибо обладал большим юмором, и стоило посмотреть, как он долго прикидывался обманутым и, наигравшись своей жертвой, как кошка – мышкой, ловил беглеца в тот самый момент, когда несчастный уже считал себя вне опасности. Забавно было видеть, как какая-нибудь гордая маркиза, очутившись в когтях Бибо, вдруг начинала сознавать, что завтра ей предстоит краткий суд и нежные объятия мадам Гильотины. Неудивительно, что и в описываемый прекрасный сентябрьский вечер толпа у заставы Бибо пребывала в сильном возбуждении и нетерпеливо ждала интересного зрелища. Жажда крови, как известно, растет по мере ее удовлетворения, делая толпу ненасытной; сегодня толпа видела сто отрубленных голов и неудержимо стремилась на завтра заручиться таким же зрелищем.

Бибо сидел на опрокинутой бочке у самой заставы, окруженный небольшим отрядом, набранным из военных граждан великой республики. Им таки пришлось поработать в последнее время: Бибо каждый день ловил роялистов и отсылал их к доброму патриоту Фукье-Тенвилю, председателю Комитета общественного спасения. Бибо очень гордился тем, что отправил на гильотину по крайней мере полсотни аристократов, и его усердие удостоилось даже одобрения Дантона и Робеспьера.

Сегодня все сержанты, охранявшие заставы, получили особенно строгие инструкции: в последнее время чересчур много аристократов благополучно перебралось в Англию. Через Северную заставу бежала целая семья, и сержант Гроспьер поплатился за это собственной головой.