Танго втроем - Мария Нуровская (2012)

Домой ехать не хотелось, я знала, что Зигмунда еще нет – у него до позднего вечера были занятия в театральной школе. Я решила пройтись по магазинам, покупать особо ничего не собиралась – просто поглазеть. В городе появилось столько разных магазинов, достаточно прогуляться по Новому Святу и почитать надписи на вывесках: «Нина Риччи», «Кристиан Диор», «Эсте Лаудер»… От этих названий пахло роскошью. Я зашла в бутик модной одежды с итальянским названием: ярко освещенный зал, стены в зеркалах, дорогие наряды на манекенах, которые можно было рассматривать со всех сторон. С неуверенной улыбкой, я стояла, обнаружив, что и себя могу видеть со всех сторон. Пожалуй, впервые в жизни я так подробно разглядывала свое отражение. От моего хорошего настроения не осталось и следа. Потому что только в этих зеркалах от пола до потолка я заметила, насколько изменился мой облик. Я увидела чужую, незнакомую мне девушку с затравленным взглядом. Будто что-то засело у нее внутри и не отпускает. Этим «чем-то» был страх. Страх перед тем, что может произойти, перед тем, чему она, эта девушка, не в силах будет помешать. Страх, что Эльжбета не возьмется за роль. Что не примет предложение режиссера. Что Зигмунд согласится на роль или от нее откажется… словом, я боялась всего. В общем, как в греческом театре – любой выход из положения может обернуться трагедией. Но пойти на попятный я уже не могла – занавес неумолимо скользил вверх.

Зигмунд вернулся домой поздно вечером, я была уже в постели. Когда он вошел в комнату, я притворилась спящей. Но он тут же разгадал мое притворство.

* * *

Видимо, тогда я еще была плохой актрисой, теперь мне удается его обмануть. Сейчас он играет в пьесе, которую пишу я сама…

* * *

– Вижу, что не спишь, – сказал он. – Извини, что не сдержался, вспылил, больше этого не повторится. И… так и быть… приглашайте ее в постановку. Если вам это настолько нужно, то берите ее в спектакль. Но помните: я вас предупредил. Особенно об этом нужно помнить тебе.

– Почему именно мне? – спросила я, открыв глаза.

– Потому что эта ситуация тебя явно забавляет.

– Слишком велика цена вопроса, чтобы эта ситуация могла забавлять или не забавлять меня, – отрезала я.

– Это уж точно. Бжескому кажется, что он напал на золотую жилу, что его идея гениальна. Он хочет привлечь в театр зрителя. С таким же успехом он мог бы нанять акробатов, клоунов и глотателей огня, а не развлекать публику за наш счет.

– Нам, актерам, всегда приходится платить.

– Да, но на сей раз, кажется, дорого заплатить придется Эльжбете. – Никогда еще в наших с ним разговорах не звучало ее имя – Зигмунд всегда называл ее «она».

Я приподнялась на локте:

– А разве до этого ей не приходилось дорого платить? Ты на целые годы посадил ее дома, запер в четырех стенах, а потом оставил в этих стенах в полном одиночестве.

– Я не собирался ее запирать в четырех стенах. Это был ее выбор.

– И теперь выбор снова принадлежит ей, так почему ты так яростно возражаешь?

– Она не ведает, что творит.

– А может быть, ведает? Тогда не понимала, а теперь понимает?

– Вы всегда правы!

В тот момент я не поняла, имеет ли он в виду женщин вообще или ставит меня на одну доску со своей бывшей женой. Но предпочла этого не выяснять.

Когда я пришла в театр, никого еще не было. Я сидела за столом в репетиционном зале и разглядывала свои ладони. Делала это так внимательно, будто видела в первый раз. «Она придет, – билась в голове единственная мысль, – обязательно придет…» Постепенно стали собираться актеры, пришли уже почти все, не было лишь Зигмунда – у него в это время были занятия со студентами. Играть за него должен был режиссер, который, кстати, тоже еще не появился. Но вскоре пришел и он. Теперь недоставало только Эльжбеты.

– Ну что, можем начинать? – спросил Бжеский, как будто не замечая отсутствия Гурняк.