Идеальная мать - Эйми Моллой (2019)

Потом Колетт, которая нравилась всем поголовно, а нам была близкой подругой. Она была одной из самых красивых среди нас: золотисто-каштановые волосы, как из рекламы шампуня, типичная колорадская непринужденность и естественные домашние роды — идеальная женщина в сахарной пудре.

И, наконец, Нэлл — классная британка, отказывающаяся доверять книгам и экспертным мнениям. Мисс Доверяй-себе. Мисс Не-стоило-бы-мне. (Не стоило бы мне набрасываться на этот шоколадный маффин. Картошку фри. Третий джин-тоник). Но я с первого дня заметила, что за ее эксцентричной манерой поведения что-то скрывалось. Она, как и я, была женщиной, у которой есть секрет.

Я вовсе не собиралась регулярно посещать эти встречи, но я ходила так часто, как могла, таcкала вниз по холму к парку сначала свое беременное тело, а потом коляску. Я садилась на покрывало, ставила коляску рядом с другими в кружевной тени ивы. Я леденела, слушая их соображения насчет родительства, четкие инструкции, как нужно делать некоторые вещи. Кормить исключительно грудью, никакой смеси. Пристально караулить, не хочет ли ребенок спать. Как можно чаще носить его на руках, будто какой-то яркий аксессуар, на который вы раскошелились в «Блумингдэйлз».

Неудивительно, что в какой-то момент я их возненавидела. Ну честное слово, как можно спокойно выслушивать такие самоуверенные высказывания? Как можно стерпеть столько критики?

А если у тебя не получается? А если ты не кормишь грудью? Если молоко ушло и не помогают ни китайские травы, ни молокоотсос, с которым сидишь среди ночи. Если ты валишься с ног от усталости, от того, сколько времени и денег ты потратила на то, чтобы научиться распознавать признаки засыпания? И если у тебя просто нету сил принести закуску на всех?

Колетт приносила маффины. Каждый раз — двадцать четыре маленьких маффина из дорогой кондитерской, которая открылась на месте испанской забегаловки. Она обычно открывала картонную коробку и передавала по кругу, над лежащими детьми.

— Уинни, Нэлл, Скарлет, угощайтесь, — говорила она. — Они просто божественные.

Очень многие вежливо отказывались, ссылаясь на то, что нужно худеть, и доставали морковные палочки и яблочные дольки, но только не я. У меня-то живот был такой же плоский и подтянутый, как до беременности. За это можно благодарить маму. Хорошие гены — про меня всегда так говорили. Речь о том, что я высокая и худая, и лицо у меня более или менее симметричное. Вот только они молчат о других генах, которые я унаследовала. Тех, которые достались мне не от моей столь же симметричной матери, а от отца с весьма сильным биполярным расстройством.

У Джошуа гены не лучше. Я иногда спрашиваю его, беспокоит ли его эта ДНК. Ведь ему ее не так-то просто перехитрить. Его отец тоже безумен: блестящий доктор, такой теплый и очаровательный в общении с пациентами. А на самом деле агрессивный алкоголик.

Но Джошуа не любил, когда я говорила о его отце, так что я научилась избегать этой темы. Естественно, я не рассказала «Майским матерям» ни о своей наследственности, ни о Джошуа, ни о его отце. Я не рассказала им, как мне тяжко без Джошуа. Как сильно я его любила. И что я все на свете отдала бы, чтобы вновь быть с ним. Хотя бы на одну ночь.

Я не могла им этого рассказать. Да никому не могла. Даже доктору Г., невероятному психотерапевту, который закрыл свой офис как раз тогда, когда он больше всего был мне нужен. Он укатил на Западное побережье с женой и тремя детьми. А больше у меня никого не было, и, да, поначалу я приходила на эти встречи в надежде, что у нас с ними есть что-то общее. Мы ведь все были матери, я надеялась, что это поможет облегчить темноту первых нескольких месяцев, про которые все говорят, что это самый тяжелый период. «Дальше будет легче, — пишут специалисты. — Просто потерпите».

Что ж, легче не стало. Меня сочли виновной в том, что случилось ночью 4 июля. Но я каждый день напоминаю себе о том, что случилось на самом деле.